Под флагом ''Катрионы''
Шрифт:
– Мы осиротели. Тузитала ушел от нас. Мы должны беречь его вечный сон. Мы запрещаем охоту в лесу на всем пространстве от Вайлимы до Веа, чтобы птицы могли спокойно жить и петь свои песни, которые любил наш Друг и Брат – Тузитала. Отправимся домой и предадимся скорби…
– Мне страшно возвращаться к себе, – сказала Фенни сыну, опираясь на его руку. – Пусто, Ллойд… Только сейчас я почувствовала, как сильно любила моего Луи. На что мне теперь дом, сад, богатство?..
– Я начну писать о жизни моего дорогого Льюиса, – пробормотал Ллойд, поражаясь тому, как странно звучит теперь такое обычное
– Я уеду отсюда, – коротко произнесла миссис Стивенсон. – Я как под водой, ничего не вижу, ничего не слышу.
До глубокой ночи молчаливые, ушедшие в себя слуги приносили телеграммы Фенни и миссис Стивенсон. Выражения своего соболезнования прислали все друзья и хорошие знакомые покойного, редакции всех европейских журналов и газет, издательств и частные лица – читатели Роберта Льюиса Стивенсона.
«Плачу вместе с вами» – такова была телеграмма от Хэнли.
– Вот еще один добрый, хороший, свой человек, – сказала миссис Стивенсон, плача над телеграммой и без конца перечитывая ее немногословный текст. – С Хэнли мне будет хорошо в Эдинбурге…
Ллойд изумленно посмотрел на исхудавшую, состарившуюся на десять лет за эти дни мать своего отчима.
– В Эдинбург? – вопросительно проговорил он. – К себе в Эдинбург? Вы хотите сказать, что…
– Я уже сказала, – печально отозвалась миссис Стивенсон. – Здесь мне не жить; здесь самый воздух отравлен для меня; здесь, куда ни ступи, всюду мой сын.
– Вы не покинете нас, – сказал Ллойд твердо и строго.
– Орел улетел из гнезда, – ответила миссис Стивенсон и поднесла к глазам очень маленький кружевной платок. – Здесь всё для меня пусто. Здесь всё напоминает моего Лу. Поеду в Эдинбург к сестре…
В Вайлиме стало пусто для всех. Сосима и Семели ежедневно по утрам прибирали кабинет Тузиталы, ставили цветы в вазы, взбивали подушки на койке, следили за тем, чтобы всё было так, как при жизни их друга. Приходил Матаафа. Он садился на ступеньку входа на террасу и молча глядел на пустынную площадку перед домом. Проходил час, Матаафу приглашали к столу, но он с печальной улыбкой отказывался и медленно брел к себе домой Дорогой Любящего Сердца.
Летом 1895 года миссис Стивенсон уехала на родину, где и умерла в апреле 1897 года.
Фенни и Ллойд жили в Вайлиме до осени 1903 года. Ллойд поступил на службу в консульство США, где занимал спокойную, хорошо оплачиваемую должность вице-консула. Кое-какие мелочи из дней былых он напечатал в американских и английских журналах.
Кольвин в 1902 году опубликовал солидную биографию своего друга и его письма.
Годом раньше в Лондоне вышла биография Стивенсона, написанная его дядей – Бальфуром.
Вакстер приступил к публикации писем своего друга.
В 1903 году Фенни и Ллойд щедро наградили слуг Вайлимы и начали готовиться к отъезду на родину. Вайлиму со всеми службами, садом, домашним скотом и огородами купил с торгов Аким Седых – купец из Владивостока. Он поселился в доме Стивенсона, а в коттедже Ллойда устроил склад и канцелярию. Сосиме, Семели и другим слугам он предложил остаться у него.
– Нельзя, – сказал Сосима. – Совсем нельзя. Нехорошо даже и говорить об этом, сэр!
– Почему? – удивился Аким Седых – грузный, бородатый
– Совсем нехорошо говорить о деньгах, – укоризненно произнес Семели и покачал головой. – Тузитала никогда не говорил о деньгах, он…
– Что же, он вам не платил жалованья?
– Он был нашим другом и давал нам всё, что нам было нужно, сэр.
– Ничего не понимаю, – пожал плечами Аким Седых. – Выходит, что он никогда не давал вам денег!
– Никогда не давал, – ответил Семели.
– Хорош хозяин! – воскликнул Аким Седых.
– Мы сами брали, сколько нам нужно, – сказал Сосима. – У Тузиталы в столе был такой ящик, а в нем деньги. Мы брали, когда было нужно.
– Мы были как дети у Тузиталы, – пояснил Семели. – Зачем детям деньги? Он нас кормил, поил, одевал – и нас и детей наших.
– Мы уйдем к себе в деревню, сэр, – окончательно заявили слуги. – Позвольте нам пройти туда, где всегда лежал и спал Тузитала. Не надо занимать эту комнату, сэр!
Слуги прошли в кабинет Стивенсона. Здесь уже стояли новые вещи: комод, никелированная кровать, венские стулья, висели картины, портреты родных и знакомых Акима Седых. Сосима остановился подле кровати, на которой горкой лежали подушки, что-то пошептал, покачал головой и, закрыв глаза, удалился. То же сделали и другие слуги.
В Вайлиме их никто уже никогда не видел.
Фенни умерла в 1914 году в Калифорнии. Тело ее было сожжено в крематориуме. Изабелла перенесла пепел на остров Уполо и похоронила его на вершине Веа – рядом с могилой Стивенсона.
Дольше всех жил Ллойд Осборн: он умер в 1947 году, оставив после себя несколько книг – повестей и рассказов.
13 ноября 1904 года в Сан-Франциско собрался немногочисленный кружок друзей и почитателей Стивенсона, ежегодно отмечавших дату его рождения.
Здесь были Киплинг, Марк Твен, Кольвин, Хэнли, Бакстер, Конан-Дойль, Ллойд Осборн.
Ожидали Матаафу, – его заранее пригласили на торжественное собрание кружка: исполнилось десять лет со дня смерти Стивенсона.
Матаафа был болен, – годы и тяжелые испытания преждевременно состарили его. Он не мог приехать и поэтому прислал приветствие тем людям, которые знали и любили Тузиталу:
«Я стар и немощен, дорогие братья мои, – писал Матаафа, – и не в состоянии быть с вами. Но в то время, когда вы будете отмечать этот памятный день в Америке, мы делаем то же и у нас, на острове. Я, как и вы, чту память Тузиталы. И хотя рука смерти и похитила его, однако воспоминания о его добрых поступках, о его великом сердце будут жить вечно. Имя его – Тузитала – так же благозвучно для нашего уха, как другое его имя – Стивенсон – приятно для слуха его европейских друзей и почитателей. Тузитала родился героем, и таким он жил среди нас. Когда я в первый раз увидел Тузиталу, он сказал мне: „Самоа – красивая страна. Мне нравится ее климат, я уже полюбил ее людей и непременно напишу о них в моих книгах“. – „Тогда останься здесь со мною, – сказал я, – и пусть Самоа будет твоим родным домом“. – „Я останусь с вами и буду здесь даже и тогда, когда господь позовет меня“, – ответил Тузитала. Он сказал правду, – он и теперь со мною и теми, кого любил.