Под гнетом окружающего

Шеллер-Михайлов Александр Константинович

— Зачмъ вы пришли сюда? Чтобы люди продолжали толковать о нашихъ свиданіяхъ? — строго и серьезно спросила она, совершенно невольно говоря ему ты, какъ будто теперь ей стало невозможно говорить ему попрежнему

— Что это, Лиза, ты вдругъ стала бояться людскихъ толковъ? — спросилъ онъ, не зная съ чего начать разговоръ.

— Не боюсь, но не хочу, чтобы кто-нибудь сказалъ, что я и теперь бгу на свиданія съ вами, когда я знаю, что вы бросаете меня и дете за границу… Тутъ и передъ собой увлеченіемъ не оправдаешься.

Въ голос молодой двушки была какая-то сухость и рзкость, точно у нея что-то оборвалось въ груди.

— Перестань, пожалуйста! — сталъ успокоивать ее Задонскій. — Вдь это все предположенія! Я и не думаю хать…

— Однако, вы не опровергали словъ графини…

— Ну, да, я еще не усплъ окончательно

отказаться это. ея предложенія… Мы еще не говорили съ ней серьезно объ этомъ предмет…

— Ну, вотъ когда переговорите серьезно, тогда и приходите ко мн, тогда и говорите со мною, — перебила его Лиза. — А теперь я прошу васъ идти прочь… Мн нужне, чмъ вамъ, освжиться, и потому я не хотла бы уйти изъ сада… Хоть эту-то услугу вы можете мн оказать и оставить меня въ поко…

Михаилъ Александровичъ молча смотрлъ на Лизу и не зналъ, что ему длать: она выглядла такой неприступною и серьезною, что продолжать объясненія было трудно. Онъ пожалъ плечами и пошелъ прочь. Черезъ минуту онъ снова услыхалъ ея голосъ и остановился.

— Только, пожалуйста, вы не пытайтесь утшать меня ложными общаніями, — проговорила она, подходя къ нему. — Мн теперь ничего не надо, кром правды. Я хочу знать, что меня ждетъ впереди, чтобы приготовиться къ новой роли, обдумать все… Я теперь не особенно обрадуюсь, если вы останетесь здсь, не особенно опечалюсь, если вы удете, но и то и другое я хочу знать наврное…

Лиза отвернулась и удалилась отъ Задонскаго. Она подошла машинально къ Эрмитажу, зашла въ него и сла въ одной изъ комнатъ этой бесдки отдохнуть. Довольно долго просидла она, не замчая даже, гд она сидитъ; ея лицо выглядло скорбно и мучительно; но временамъ она молча стискивала свои руки, словно желая физическою болью заглушить нравственную пытку. Наконецъ, она безсознательно подняла опущенную на грудь голову, и передъ нею мелькнуло въ зеркалахъ нсколько блдныхъ отраженій ея болзненно выглядвшаго лица. Она съ нмымъ ужасомъ такъ же безсознательно стала осматривать комнату: везд ея глаза встрчали одно и то же измученное выраженіе ея лица. По ея тлу пробжала дрожь, какъ будто сама судьба хотла показать ей, до чего она довела себя, или какъ будто передъ ея глазами пронеслись внезапно вс блдныя, загубленныя здсь въ былые годы жертвы. Она быстро встала и пошла вонъ. «И он были молоды, и ихъ погубили такіе же люди», — подумала она и сурово нахмурила брови.

«Нтъ, меня не удастся погубить, нтъ, я не такъ легко отдамъ имъ свою жизнь!» — окончила она свои думы, и какъ-то твердо, какъ-то гордо вошла во «дворецъ»…

Пробывъ здсь еще два дня, чтобы не подать повода къ новымъ подозрніямъ, она ухала домой, давъ слово графин возвратиться въ Приволье въ непродолжительномъ времени и мысленно ршившись переступать порогъ этого роскошнаго дома только въ случа крайней необходимости.

VI

Лизавета Николаевна возвратилась домой. Въ ея лиц была напряженная сосредоточенность, она словно окаменла. Брань матери, крики и продлки дтей, постоянныя непріятности съ прислугой, все то, что еще такъ недавно возмущало ее до глубины души въ домашнемъ омут, теперь, повидимому, стало для нея совершенно безразлично. Она, какъ будто, ничего не видла, ничего не слышала. На вс вопросы она отвчала не то, что слдовало, а иногда просто и ничего не отвчала. Въ ея голов бродили сотни мыслей, смутныхъ, безотчетныхъ и гнетущихъ умъ. Недавнее прошлое казалось ей тяжелымъ бредомъ, ея любовь казалась ей сумасшествіемъ, опьянніемъ, чмъ угодно, но только не любовью. Она только теперь начинала сознавать, что Михаилъ Александровичъ и не думалъ искать въ ней своего спасенья, но просто поигралъ съ нею, можетъ-быть, былъ готовъ продолжать начатую игру, можетъ-быть, готовъ былъ съ согласія тетки жениться на ней, но она-то, Лизавета Николаевна, глядла теперь на этотъ бракъ, какъ на одно изъ самыхъ тяжелыхъ золъ, которыя ей суждено встртить въ будущемъ. Роль жены-куклы, роль жены, потерявшей право на уваженіе мужа, была не по ней. Тысячи горькихъ и злобныхъ упрековъ себ высказывала молодая двушка, и у нея хватало силы прямо сказать себ, что вс будущія непріятности и страданія вполн заслужены ею. Она ставила теперь себя ниже всхъ окружающихъ ее личностей. Но, снявши голову, по волосамъ не тужатъ, она знала это, и ей хотлось сразу отрезвиться отъ прошлаго,

какъ бы отрзать его отъ себя, чтобы думать только о будущемъ, подготовиться только къ этому будущему. Какъ это бываетъ съ сильными натурами, она бодро перенесла первую минуту горя, но когда эта минута прошла, горе почувствовалось сильне, и явилась совершенно неожиданная слабость въ душ. Подчасъ, не умя справиться со своими мыслями, Лизавета Николаевна была готова хоть руки на себя наложить. Ей было бы тяжело говорить даже съ самымъ близкимъ человкомъ о своихъ длахъ, и потому она старалась въ первое время избгать встрчъ съ Иваномъ Григорьевичемъ. Онъ сразу понялъ, что въ этомъ стремленьи его пріятельницы скрыться отъ него было что-то недоброе, что-то зловщее, прямо говорившее о какой-то бд. Такъ прошло нсколько дней. Наконецъ, Лизавета Николаевна достаточно овладла собой и ршилась встртиться съ Борисоглбскимъ. Она старалась при первой встрч съ нимъ казаться веселою и спокойною, но ея веселость звучала фальшивыми нотами, а спокойствіе черезъ каждыя пять минутъ нарушалось строптивыми и нетерпливыми выходками. Борисоглбскій попробовалъ вызвать ее на откровенность; но это не удалось. Онъ покачалъ головой.

— Что съ вами? Вы совсмъ на себя не похожи, — замтилъ онъ. — То слишкомъ разсянны и грустны, то не въ мру веселы…

— Скучно, такъ и скучаю, весело, такъ и веселюсь, — отвчала Лизавета Николаевна. — День на день не придется.

— Такъ-то оно такъ, только прежде у васъ всякій день на день приходился. Когда ни придешь къ вамъ, всегда вы распваете, всегда вашъ смхъ слышится…

— Ребячество было!

— А теперь вдругъ выросли и состарились?

— Ну да, вдругъ выросла и состарилась, — раздражилась Лиза за этотъ вопросъ.

— Да вы не сердитесь! — мягко и ласково замтилъ Иванъ Григорьевичъ. — Вы знаете, что я васъ ребенкомъ на рукахъ нашивалъ, такъ не могу я не интересоваться нами. Не идете ли вы по опасному пути?

Баскакова отвернулась, избгая зоркихъ глазъ Борисоглбскаго, и стала обрывать листы на сорванномъ цвтк. Они шли по саду.

— Знаете ли, что про васъ управительскія барышни толкуютъ, — началъ онъ, продолжая пристально и настойчиво смотрть на Лизу и желая добиться объясненія.

Она вся вспыхнула и сдвинула брови.

— Что мн за дло, что про меня говорятъ? — сердито произнесла она. — Говорить не запретишь людямъ. Пусть выдумываютъ, что имъ угодно. А если и правду говорятъ, такъ я ничего не боюсь!

— Да, сплетенъ и не слдуетъ бояться, — серьезно замтилъ Иванъ Григорьевичъ. — Нужно бояться только послдствій тхъ поступковъ, которые вызвали сплетни.

Баскакова сдлала нетерпливое движеніе и, кажется, хотла прекратить разговоръ. Но Борисоглбскій и не думалъ о прекращеніи бесды.

— Для серьезныхъ цлей можно жертвовать своей репутаціей и не стараться устранить вс поводы къ пересудамъ, — говорилъ онъ. — Но длаться жертвой людскихъ толковъ ради какого-нибудь петербургскаго шалопая, развращеннаго до мозга костей барича, нахватавшагося разныхъ фразъ неуча, — это, право, нелпо. Тутъ надо вывести людей изъ заблужденія.

— Какое право вы имете чернить человка, котораго вы не знаете и который, можетъ-быть, дорогъ мн? — строптиво замтила Баскакова, не желая показать Борисоглбскому, что уже поняла свою ошибку и страшно платится за это. — И кто далъ вамъ, вообще, право вмшиваться въ моя дла?

— Недаромъ я сказалъ, что вы перемнились, — дружески промолвилъ Иванъ Григорьевичъ. — Прежде, бывало, всякую мелочь изъ своей жизни спшите мн передать, сердитесь, если и я не разскажу во всхъ подробностяхъ, что я длалъ, что со мной случилось. А теперь говорите, что я вмшиваюсь въ чужія дла, когда я хочу узнать, что сдлалось съ вами. Вдь другихъ повренныхъ у васъ и прежде не было, а теперь-то не найдется и недавно. Ну, да бросимъ этотъ разговоръ, если онъ вамъ непріятенъ…

— Не сердитесь, другъ мой! — ласково промолвила Лиза. — Я раздражаюсь теперь изъ-за пустяковъ. Это пройдетъ. Мн иногда и самой становится и досадно, и смшно… А знает ли что? Вдь я думаю на зиму въ Петербургъ ухать… Я вамъ когда-нибудь все подробно разскажу, когда буду поспокойне… Тогда и зимой будемъ видться. Я буду учиться и работать буду въ Петербург. Жаль мн только, что ребятишки наши безъ меня не будутъ учиться. Ну, да авось я буду въ состояніи посл и для нихъ что-нибудь сдлать. У меня есть уже на это разные планы. Обдумать надо все хорошенько…