Под куполом

Кинг Стивен

Потому что если завтра вечером они собирались освободить одного заключенного, то почему не могли освободить двух?

— Скажите ему, что я его люблю. — Линда расстегнула пряжку, сняла с ремня кобуру. Пистолетом она особо и не пользовалась. Переводить малышей через дорогу, потребовать от учеников средней школы затушить сигареты или прекратить сквернословить — в этом по большей части и заключалась ее работа.

— Я передам ему ваши слова, миссис Эверетт.

— Кто-нибудь посмотрел его руку? Я слышала, что она, возможно, сломана.

Рэндолф нахмурился:

— Кто вам это сказал?

— Я

не знаю, кто связался со мной по рации. Он не назвался. Один из наших парней, думаю: связь на Сто семнадцатом шоссе не очень хорошая.

Рэндолф обдумал ее слова, решил не развивать тему:

— Рука Расти в полном порядке. И наши парни больше не ваши парни. Идите домой. Я уверен, у нас еще будут к вам вопросы.

Она почувствовала, как на глазах выступают слезы, но сдержала их.

— И что мне сказать моим девочкам? Что их папочка в тюрьме? Вы знаете, что Расти — хороший человек, вы это знаете. Господи, в прошлом году именно он диагностировал у вас камень в желчном пузыре!

— Здесь я ничем не могу вам помочь, миссис Эверетт. — Дни, когда он называл ее Линда, ушли в прошлое. — Но я предлагаю не говорить им, что их папочка участвовал вместе с Дейлом Барбарой в убийстве Бренды Перкинс и Лестера Коггинса. Насчет двух других мы пока не уверены, это наверняка преступления на сексуальной почве, и Расти мог о них не знать.

— Это же безумие!

Рэндолф словно и не слышал.

— Он также пытался убить члена городского управления Ренни, отказывая ему в жизненно необходимом лекарстве. К счастью, Большому Джиму хватило ума спрятать поблизости двух патрульных. — Начальник полиции покачал головой. — Угрожал не дать жизненно необходимое лекарство человеку, который не жалеет себя ради нашего города. И это ваш хороший парень; это ваш гребаный хороший парень.

Здесь ее едва терпели, о чем Линда знала. И она ушла, прежде чем терпение могло лопнуть. До встречи в доме Пайпер оставалось четыре часа, бесконечно долгий срок. Линда не знала, куда пойти, чем себя занять.

Потом нашла выход.

11

Рука Расти была далеко не в порядке. Даже Барби это видел, а между ними находились три пустые камеры.

— Расти, могу я что-нибудь сделать?

Расти выдавил из себя улыбку.

— Нет, если не бросишь мне пару таблеток аспирина. Лучше дарвосета.

— Закончились. Они тебе ничего не дали?

— Нет, но боль уходит. Я выживу. — Слова мало соответствовали действительности. Рука болела ужасно, и то, что он задумал, только усилит боль. — Я должен кое-что сделать с пальцами.

— Удачи тебе.

Чудо, конечно, но Ренни не сломал ему ни один из пальцев, только кость в кисти. Одну из пястных, пятую. Тут он мог только нарвать полосок от футболки и использовать их как фиксатор. Но сначала…

Расти схватился за указательный палец, вывихнутый в проксимальном межфаланговом суставе. В фильмах такое происходило быстро. К сожалению, в реальной жизни быстрота могла не помочь, а только ухудшить дело. Он не торопился, не дергал, постепенно усиливая давление. Боль стала жуткой. Уже отдавалась в зубах. Расти чувствовал, что палец скрипит, как петли давно не открывавшейся двери. Где-то, достаточно близко

и в другой стране, Барби — он это заметил — стоял у решетки своей камеры и наблюдал.

Потом внезапно палец магическим образом выпрямился, и боль ослабла. Во всяком случае, в этом пальце. Расти плюхнулся на койку, часто дыша, как бегун, только что пересекший финишную черту.

— Готово?

— Не совсем. Должен вправить тот палец, которым посылают на три буквы. Он может мне понадобиться.

Расти взялся за средний палец и начал проделывать с ним то же, что и с указательным. И вновь, когда боль стала уже совсем непереносимой, вывихнутый сустав занял положенное ему место. Теперь остался только мизинец, который торчал в сторону, словно Расти хотел произнести тост.

И я бы произнес, если б мог. За самый дерьмовый день в жизни. Во всяком случае, в жизни Расти Эверетта.

Он занялся мизинцем. И этот палец болел, а с ним быстро получиться не могло.

— Что ты такого сделал? — спросил Барби, потом дважды резко щелкнул пальцами, указал на потолок, приложил ладонь к уху.

Он действительно знал, что Курятник прослушивается, или только предполагал? Расти решил, что значения это не имеет. Лучше исходить из того, что прослушивается. Хотя с трудом верилось, что кто-то из этих остолопов мог до такого додуматься.

— Допустил ошибку, попытавшись заставить Большого Джима уйти в отставку. Я не сомневаюсь, что мне добавят еще с десяток обвинений, но в принципе меня посадили за то, что я посоветовал ему не гнать лошадей, а не то он свалится с инфарктом. — Конечно, Расти не упомянул про Коггинса, подумал, что этот момент лучше не затрагивать: может оказаться вредным для здоровья. — Как здесь с едой?

— Неплохо. Роза приносила мне ленч. С водой, впрочем, надо соблюдать осторожность. Могут и посолить.

Барби развел два пальца правой руки, нацелил на глаза, потом сложил и указал на рот: наблюдай.

Расти кивнул.

— Завтра вечером, — одними губами произнес Барби.

— Знаю, — так же ответил Расти. Губы у него треснули. Вновь потекла кровь.

Барби добавил:

— Нам… нужно… безопасное… место.

Расти подумал, что он такое знает: спасибо Джо Макклэтчи и его друзьям.

12

У Энди Сандерса случился припадок.

Неизбежный: он только пристрастился к мету, но выкурил его очень уж много. Энди находился в студии ХНВ, слушал «Как велик Ты» в исполнении музыкальной группы «Хлеб наш насущный» и дирижировал невидимым оркестром. Потом увидел, как летит по скрипичным струнам вечности.

Шеф ушел куда-то с трубкой, но оставил Энди толстые сигареты-самокрутки, которые называл жарешками. «С ними будь осторожнее, Сандерс, — предупредил Шеф. — Это динамит. «Ибо тот, кто не привык пить вино, не должен на него налегать». [160] Первое послание Тимофею. Но относится также и к жарешкам».

160

Как обычно, Шеф очень вольно цитирует Библию.