Под куполом
Шрифт:
— А если они по ходу учинят бунт?
Андреа промолчала. Она не понимала, с чего людям бунтовать при условии, что еды им хватало, но давно уже уяснила для себя, что спорить с Джимом Ренни обычно бесполезно и всегда утомительно.
— Я пошлю пару парней, чтобы они поговорили с управляющими магазинов, — объявил Рэндолф.
— Поговори с Томми и Уиллоу Андерсонами лично. — Андерсоны владели «Дипперсом». Большой Джим понизил голос: — Радикалы.
Рэндолф кивнул:
— Левые радикалы. У них над стойкой бара фотография дядюшки Барака.
— Именно так. — Большому Джиму хотелось сказать: Герцог Перкинс позволил этим двум ёханым хиппи
38
Назонекс, лирика — соответственно спрей от насморка и противоэпилептическое средство.
— Все, что могут использовать люди, чтобы словить кайф, и так под замком. — Энди такой поворот разговора явно обеспокоил.
Ренни знал, по какой причине, но сейчас его не заботили проблемы, связанные с некоторыми лекарственными сделками: приходилось решать более насущные вопросы.
— Тем не менее прими дополнительные меры предосторожности.
На лице Андреа отразилась тревога. Энди похлопал ее по руке:
— Не волнуйся, мы всегда поможем тем, кому лекарство действительно необходимо.
Андреа ему улыбнулась.
— Подводим итог: этот город останется трезвым до завершения кризиса. — Большой Джим оглядел коллег. — Мы все с этим согласны? Голосуем.
Все члены городского управления подняли руки.
— А теперь могу я вернуться к тому, с чего хотел начать? — Ренни посмотрел на Рэндолфа, который вытянул руки перед собой, как бы говоря: «Валяйте». — Мы должны признать, что люди испуганы. А когда люди испуганы, в них может вселиться бес, будут они пить или нет.
Андреа посмотрела на пульт управления по правую руку Большого Джима: клавиши включали-выключали телевизор, радиоприемник и встроенную записывающую систему — нововведение, которое Большой Джим ненавидел.
— Не нужно ли нам включить запись?
— Не вижу необходимости.
Эта чертова звукозаписывающая система (отголоски скандала с Ричардом Никсоном) появилась стараниями лезущего во все щели фельдшера Эрика Эверетта. Того парня (ему перевалило за тридцать), доставившего столько хлопот, в городе звали Расти. Идиотскую идею со звукозаписывающей системой он выдвинул два года назад на городском собрании, преподнеся ее как огромный шаг по пути прогресса. Предложение Эверетта стало для Ренни неприятным сюрпризом, а удивить его редко кому удавалось, особенно политическим аутсайдерам.
Большой Джим выступил против, сославшись на большие затраты. Эта тактика обычно срабатывала с прижимистыми янки, но не в тот раз. Эверетт представил расчеты, вероятно, полученные от Герцога Перкинса, показывающие, что федеральное правительство берет на себя восемьдесят процентов расходов, согласно какому-то закону, принятому при транжире Клинтоне и не отмененному после его ухода. Короче, Ренни обнаружил, что его переиграли.
Такое случалось не часто, и ему это не понравилось, но он занимался политикой гораздо дольше, чем Эрик Эверетт по прозвищу Расти прощупывал простаты, и знал, сколь велика разница между проигрышем сражения и войны.
— Или кому-то записывать все на бумаге? — робко спросила Андреа.
— Я думаю, какое-то время нам лучше обходиться без протокола, — заметил Большой Джим. — Пусть все останется между нами.
— Что ж… если ты так думаешь…
— Двое могут хранить секрет, если один ушел на тот свет, — как во сне произнес Энди.
— Совершенно верно, дружище. — Ренни сделал вид, будто Сандерс изрек нечто умное. Потом повернулся к Рэндолфу. — Я хочу сказать, что наша главная забота, наша первостепенная ответственность перед городом — сохранить порядок во время кризиса. И это дело полиции.
— Чертовски верно! — самодовольно воскликнул Рэндолф.
— Сейчас, я уверен, чиф Перкинс смотрит на нас с Небес…
— Вместе с моей женой, — перебил его Энди. — С Клоди. — И он громко всхлипнул, втягивая воздух через забитый соплями нос.
Большой Джим поморщился, но похлопал его по руке.
— Совершенно верно, Энди, они вместе купаются в идущем от Иисуса сиянии. Но мы здесь, на земле… Пит, сколько людей у тебя в распоряжении?
Большой Джим знал ответ. Он знал ответы на большинство собственных вопросов. И этим упрощал себе жизнь. В Честерс-Милле по полицейской ведомости получали жалованье восемнадцать человек: двенадцать — на условиях полной занятости, шестеро — частичной (большинству из «частичных» перевалило за шестьдесят, так что их услуги обходились городскому бюджету весьма дешево). И Ренни предполагал, причем с большой долей вероятности, что из этих восемнадцати пятеро, работавших на условиях полной занятости, находились вне города. Или поехали на игру футбольной команды старшей школы с женами и детьми, или участвовали в учениях пожарных, которые проводились в Касл-Роке. Шестой, чиф Перкинс, умер. И пусть Ренни никогда бы не стал говорить плохого о покойниках, в душе он полагал, что без Перкинса городу куда как лучше: чиф сейчас на небесах и не пытается взять под контроль полную мутню, решить задачу, которая, с учетом его ограниченных способностей, ему не по плечу.
— Должен вам сказать, что не так много, как хотелось бы, — начал Рэндолф. — Генри Моррисон и Джекки Уэттингтон, которые вместе со мной приехали, реагируя на поступивший сигнал о случившемся на Сто девятнадцатом шоссе. Есть еще Руп Либби, Фред Дентон и Джордж Фредерик, хотя его очень уж донимает астма, и я не уверен, будет ли от него хоть какой-то прок. Он собирался в этом году досрочно выйти в отставку.
— Бедный Джордж, — вздохнул Энди. — Живет только на адваире.
— Как вам известно, Марти Арсено и Тоби Уилен нынче тоже мало на что годятся. Из частично занятых можно рассчитывать только на Линду Эверетт. С этими чертовыми пожарными учениями и футбольной игрой… так неудачно все сложилось.
— Линда Эверетт? — В голосе Андреа слышался легкий интерес. — Жена Расти?
— Ф-фу! — Большой Джим часто говорил «ф-фу», когда злился. — Ей только движение у школ регулировать.
— Да, сэр, — кивнул Рэндолф, — но в прошлом году она стажировалась в Роке, и у нее есть личное оружие. Не вижу причин, по которым она не может выходить с ним на дежурство. Может, не на целую смену, у Эвереттов двое маленьких детей, но все-таки. В конце концов, у нас кризис.
— Несомненно, несомненно. — Ренни, однако, не мог допустить, чтобы эти Эверетты всякий раз выскакивали перед ним, точно пресловутый черт из табакерки, в какую бы сторону он ни поворачивался. Отсюда вывод: жена этого ёханого фельдшера не будет в команде Ренни. К тому же она молода — тридцать, не больше — и чертовски красива. А потому, он не сомневался, ее присутствие окажет дурное влияние на мужчин. От смазливых женщин другого ждать не приходилось. Ему хватало и Уэттингтон с ее здоровенными буферами.