Под открытым небом. Том 2
Шрифт:
Профессор поднялся из-за стола.
– Вы поговорите со мной предметно, тогда решите, какое у меня мышление, – заторопился Александр.
– Нет необходимости. Я уже пояснил…
Ковальский вышел из кабинета.
«Кажется, расхотелось учиться у этого ортодокса. Куда я лезу?» – уныло думал он.
На улице он оглянулся на институтское здание. Оно виделось ему таким же, как и то, в котором засели поэты со своим литобъединением, – неприступным бастионом. Но вся внушительная неприступность эта держалась, казалось, на какой-то весьма сомнительной опоре.
…Когда ехал в автобусе домой, понуро глядел в окно. И ясно ощутил, что уже прирос к заводу! Ему нравились четкий размеренный ритм производства, стройная иерархия подчиненности, энергичные инженеры.
…«А если завод, нефтехимия, как мне внушала Анна, моя планида и есть? Куда гоню лошадей? Заводская наука – это тоже наука! И с каким потенциалом! Может, зря бегаю и на полштыка рою по окружности? Копать глубже, на полный штык, надо там, где стоишь. А что? Есть резон».
С этого дня он словно получил мощный энергетический заряд. Неуёмное стремление к результативности стало выделять его. Вся энергия сфокусировалась на работе в цехе.
Александра избрали зачем-то в совет общежития и через полгода его фотография уже красовалась на Доске почёта. Потом, несмотря на его протесты – в комитет комсомола завода.
Но, активный в цехе, Ковальский оставался равнодушным к общественной деятельности. Он был слишком конкретен. По его твёрдому убеждению выходило, что человек должен заниматься только тем, что по душе. Всё чаще находил признаки того, что его место на производстве. И, вероятно, думал так не без оснований.
…Стихи писать не перестал. Но дал себе слово ни при каких условиях их не печатать. И от этого обрёл душевное равновесие, особую уверенность в себе… будто самодельные стихи, так он их называл, были тайными родничками, подпитывавшими его…
…Часто думал и о Руфине. Хотел понять её. И не мог. Остро чувствовал моменты, когда она словно опускала занавес и он оказывался как бы ни при чём. Сидел в пустом зале, а она уходила, как когда-то Верочка Рогожинская в его детстве, куда-то далеко-далеко, а Александр оставался с ненужным букетом цветов.
…Прошло уже полгода их близости, а он всё никак не мог привыкнуть к новому своему состоянию. Был в городе на площади Менделеева один дом, где филиал московского института имел квартиру-гостиницу. Там и прошли золотые минуты и часы их первых радостных бурных встреч.
Она приезжала не реже двух раз в месяц. То были их праздники.
Если можно, он вывешивал бы в эти дни по всему городу огромные флаги. Но так, чтобы о причине ликования знали только двое: он и Руфина.
– Совсем не беспокоишься о том, что надо предохраняться, – шептал он ей горячими губами. – Решилась?
– На что решилась? – переспрашивала Руфина, не зная, как отвечать.
– Ну, что поженимся! И сразу начнём рожать! Пока шестерых не будет – не остановимся. Хорошо?
– Саш, ну что ты? В который уже раз?!
– Но я хочу от тебя минимум шестерых ковальчат!
– А что делать с моей аспирантурой?
– Продолжать учиться!
– А с наукой? Ты не поедешь в Москву, я не решусь перебраться сюда. – Она говорила эти слова, а на уме были другие…
– Значит, ещё не собралась за меня замуж, Дездемона?!
Умри же!
И они начинали, дурачась, бороться в постели. Она сильная, это Ковальскому нравилось.
…Руфине с трудом удавалось оставаться весёлой с Ковальским, когда он начинал говорить об их совместном будущем.
Как только уходил, начинала плакать. Были причины.
Она давно хотела рассказать о своей беде, но он так уверенно настроен на их совместное счастье. Очень хотел детей в «нормальной семье», как он говорил. И непременно много детей…
XIII
В конце ноября 1970 года за большие заслуги в выполнении заданий пятилетнего плана, и особенно химической и нефтяной отрасли, Куйбышевскую область наградили орденом Ленина.
На базе нефтедобычи бурно развивались нефтеперерабатывающая, химическая и нефтехимическая промышленность. За восьмую пятилетку объём продукции удвоился. На десятках химических заводов теперь выпускалось более ста её видов. Восьмая пятилетка завершалась настоящим триумфом.
Гигант нефтехимии – завод синтетического каучука, на который после выпуска уехали около двух десятков институтских однокашников Ковальского, – стал одним из ведущих в стране. За пять лет там произвели сверх плана тысячи тонн различных марок каучуков. Производительность труда возросла более чем в два раза.
За пятилетку в области заработало около четырёхсот новых предприятий, производств, цехов, установок. Среди них Ново-куйбышевский нефтехимкомбинат, третья очередь завода синтетического каучука, азотно-туковый завод.
Социалистическое соревнование в честь столетия со дня рождения Ленина рождало всё новых и новых победителей. Мелькали знакомые и не известные ранее фамилии награждённых орденами и медалями.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 апреля 1971 года за заслуги в выполнении заданий пятилетнего плана по развитию нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности награждены только по Куйбышевской области орденом Трудового Красного Знамени, орденом «Знак Почёта» и медалью «За трудовую доблесть» более трёхсот человек.
Орден Ленина получили Александр Алексеевич Устинов – директор Куйбышевского завода синтетического спирта, директор Куйбышевского завода синтетического каучука Николай Вартанович Абрамов и директор Новокуйбышевского нефтеперерабатывающего комбината Павел Никитич Узункоян.
Сплотившиеся вокруг Самарина инженеры-новаторы разработали схему выпуска этилбензола для производства синтетического каучука и пластмасс. Побочный продукт, имевший ранее малую цену, стал одним из основных среди фенола, ацетона, альфаметилстирола и полиэтилена.