Под покровом тьмы
Шрифт:
Паппас начал работать. Гас слушал под дверью.
– Вас зовут Ширли?
– Да.
– Вы любите мороженое?
– Да.
– У вас карие глаза?
– Да.
– Вы когда-нибудь воровали?
– Да.
– Вы когда-нибудь брали деньги за секс?
– Да.
– Вы когда-нибудь нарушали правила в этой тюрьме?
– Да.
– Вы хорошая мать?
Она помедлила, потом нерешительно произнесла:
– Да.
Сбой ритма, тишина в комнате. Подслушивающего в коридоре Гаса кольнула жалость к Ширли. Впрочем, ненадолго. Папуля получил свой контрольный вопрос. Она солгала. Теперь
– Вы когда-нибудь совершали убийство?
– Нет.
– Сегодня суббота?
– Нет.
– Вам двадцать один год?
– Нет.
– Вы когда-нибудь встречали Бет Уитли?
– Нет.
– Вы сейчас сидите?
– Да.
– Вы женщина?
– Да.
– Вы знаете, где Бет Уитли?
– Возможно.
– Надо отвечать «да» или «нет», – проворчал Папуля.
– Простите.
– Вы слепы?
– Нет.
– Вы в тюрьме?
– Да.
– Вы знаете, где Бет Уитли?
– Нет.
Снова пауза, но Гас мог только гадать, что она означает. Папуля продолжал:
– Вы курите сигареты?
– Да.
– Ваша мать жива?
– Я… я не знаю.
Странный ответ на, казалось бы, нейтральный вопрос. Папуля продолжал:
– Вы говорите по-японски?
– Нет.
– Вы умеете плавать?
– Да.
– У вас есть машина?
– Нет.
– Вы имели какое-то отношение к исчезновению Бет Уитли?
– Нет.
В коридоре Гас тяжело привалился к двери. У него подгибались ноги. Все было кончено. Он получил ответы. Но правдивы ли они?
42
Энди надеялась услышать, что сделка с Ширли Бордж заключена. Вместо этого Айзек начал давить на нее: «Если ты продолжишь разрабатывать найденные улики, нам не понадобится договариваться с заключенной… Дешевый магазин кажется вполне логичным местом для дальнейшей разработки… Еще день-другой под прикрытием не убьют тебя…» Это, конечно, правда, зато Энди не была уверена, что может сказать то же самое о Бет Уитли.
Миссис Рэнкин, разумеется, нашла достаточно дел, чтобы Энди могла работать под прикрытием, пока ее не вынесут на носилках. Старуха просто написала от руки список, в котором девушка должна была отмечать каждый пункт, прежде чем перейти к следующему. Ко второй половине дня Энди подмела кладовку, выстирала ящик пеленок и погладила целую стойку платьев.
Самую неприятную работу она отложила под конец – пришивать отлетевшие блестки на бывшее в употреблении свадебное платье. Интересно, что случилось с женщиной, носившей это платье, почему она продала его? Возможно, денежные проблемы. Или развод. А может быть, оно ей просто не нравилось. Энди сама несколько недель ходила по магазинам, выбирая платье, – в основном чтобы доставить удовольствие матери. То, которое понравилось Энди, на мамин вкус было слишком сексуальным. То, которое сначала выбрала мама, было слишком уж традиционным. Они остановились на атласе и кружевах за тысячу долларов. Теперь эта красота скомкана и валяется в платяном шкафу, куда Энди зашвырнула платье после того, как примчалась домой из церкви и выпуталась из него.
Звякнул колокольчик на двери. Вошла покупательница, принеся с собой поток холодного воздуха. Энди подняла голову. День был довольно скучный, но она собиралась замечать и запоминать всех, кто заходит в магазин.
На первый взгляд эта женщина была похожа на всех прочих, кто приходил и уходил сегодня. Одежда чистая, но старая. И многослойная, как у человека, много времени проводящего на улице или в плохо отапливаемом доме. Лицо без улыбки, да и вообще без всякого выражения.
Покупательница направилась прямо к свитерам, которые Энди складывала утром. Она двигалась очень элегантно – или как человек, который когда-то был элегантным. А вот внешний вид ни о чем подобном не свидетельствовал. Короткие, небрежно остриженные волосы. Ни макияжа, ни маникюра. Лицо загорелое и обветренное, как у рабочего эмигранта. Уши проколоты, но серег нет, как и вообще украшений. Все в женщине было функционально без излишков. И однако, она чем-то отличалась от остальных, казалась здесь странно неуместной.
Энди встала со стула и пошла к посетительнице. Хотела предложить помочь, может быть, завязать разговор. Из всех сегодняшних посетителей эта была самой интригующей.
– Убирайся! – закричала миссис Рэнкин.
Энди застыла. Грозная старуха стояла в нескольких шагах позади нее. Посетительница испуганно подняла голову. Миссис Рэнкин рванула мимо Энди.
– Я сказала, убирайся отсюда.
Женщина явно забеспокоилась:
– Я просто…
– Я тебе сказала больше сюда не заходить. А теперь убирайся.
Трясущимися руками женщина аккуратно положила свитер обратно на полку. Посмотрела на миссис Рэнкин, потом на Энди. Она была смущена, но вовсе не настроена на конфронтацию. Спокойно пошла к двери, открыла ее и вышла, не сказав ни слова.
Энди смотрела через окно, как та переходит улицу, потом обернулась и посмотрела на миссис Рэнкин. Старуха уставилась на девушку, словно говоря: «Не спрашивай».
И Энди не спросила.
Миссис Рэнкин вернулась на табурет за прилавком. Энди снова занялась пришиванием блесток к свадебному платью, размышляя, что бы все это значило.
Надзирательница увела Ширли обратно в камеру. Гас и Папуля остались одни в комнате для встреч заключенных с адвокатами, чтобы обсудить результаты теста.
– Ну? – спросил Гас.
Папуля оторвал взгляд от длинного свитка бумаги на столе.
– Хорошая новость в том, что я уверен в достоверности результатов.
– А плохая новость?
– Да плохих новостей в общем-то нет. Просто результаты весьма интересные.
– По-хорошему или по-плохому?
– Двойственно.
– Перестаньте, а, Папуля?
– Любой детектор лжи хорош для трех, максимум четырех ответов. У нас было четыре. Два ответа правдивы. Встречала ли она когда-либо Бет? И имеет ли какое-то отношение к исчезновению Бет? На оба вопроса она ответила отрицательно.
– Правда или ложь?
– Никаких признаков обмана.
– Хорошо. Это должно удовлетворить ФБР. Они могут не беспокоиться, что заключают сделку с заключенной, которая связана с похищением Бет. Что еще?
– Еще я спросил, знает ли она, где сейчас Бет. Сначала она сказала: «Возможно». Потом: «Нет».