Под покровом тьмы
Шрифт:
– Сожалею.
– Что же еще у нее сейчас по расписанию? Уимблдонский турнир?
– Послушайте, если она не хочет вас видеть, то я не могу ее заставить.
Гас встал, стараясь сдержать гнев. Сделал два шага вперед, оказавшись почти вплотную к охраннику. Парень выглядел еще совсем ребенком – как минимум вдвое моложе Гаса и гораздо меньше ростом.
– Приведите ее.
Охранник попятился.
– Приведите сейчас же, – сказал Гас. – Иначе я буду вынужден вызвать начальника и сказать ему, что вы мешаете конфиденциальному общению адвоката с клиентом.
– Пожалуйста,
– Тогда не позволяйте заключенной морочить вам голову. Приведите Ширли Бордж.
Нервно моргая, охранник спиной вывалился за дверь. Гас снова сел на стул перед стеклом. Он сердился все больше. Ширли играла с ним, не говоря определенно, знает ли она, где Бет. К тому же Бордж действительно кого-то убила. Может, она лгала и когда отрицала причастность к исчезновению Бет, просто одурачив машину… А теперь еще это. «Я не хочу его видеть». Пора им объясниться.
Открылась дверь, и Ширли вошла в комнату по другую сторону стекла. Она шагнула вперед и остановилась. Между ними оставалось всего пять футов. Гнев Гаса сменился замешательством. Лицо Ширли было багровым и опухшим. Левый глаз почти заплыл. Нижняя губа разбита. Они подняли телефонные трубки.
– Что с вами произошло? – спросил он, удивленный и озабоченный одновременно.
– Упала с кровати, – ответила Ширли спокойно, потом добавила: – Меня избили, разве не видно?
– Кто это сделал?
– Да никто конкретно. В тюрьме не любят стукачей.
– О чем вы?
– Стало известно, что меня допрашивали на детекторе.
– Мне жаль. Не знаю, как это случилось.
В ее взгляде сквозило презрение.
– Я знаю, чего вы добиваетесь, мистер Уитли. Очень умно придумано. Вы допрашиваете меня на детекторе, потом поручаете кому-то из охранников проговориться об этом другим заключенным. Это верный способ нажать на меня, заставляя сотрудничать. Теперь передо мной два пути. Либо меня каждый день будут избивать, считая стукачкой. Либо я все вам расскажу в надежде, что ФБР, по крайней мере, переведет меня в другую тюрьму.
– Ничего подобного не было.
Ширли покачала головой, явно не веря Гасу:
– Вы стоили мне репутации. Меня здесь уважали. Когда меня арестовали, я могла бы скостить пять лет от приговора, если бы предала соучастников. Я не сделала этого. Все взяла на себя. Здесь за такое уважают. Теперь я лишилась этого.
– Клянусь вам. Мы приняли все меры предосторожности, чтобы сохранить это в тайне. От нас утечки не было.
– Ну-ну. – Ширли с усмешкой смотрела сквозь стекло. – Желаю удачи в поисках жены, козел. – Она швырнула трубку на рычаг и отвернулась.
Гас хотел ответить – и не смог. Оцепенелый, беспомощный, он смотрел, как Ширли прошла по комнате и исчезла за дверью.
44
Около восьми вечера во вторник Энди находилась в мотеле «Игл трэйс» в Якиме. Она пошла прямо в помещение, которое называлось губернаторским холлом, хотя и не имело никакого отношения к губернатору. Это было просто внушительное название для невыразительного конференц-зала.
У двери возникла небольшая пробка. Молодая женщина раздавала входящим брошюры. Энди была пятой в быстро двигающейся очереди.
– Добро пожаловать, – сказала женщина. – Пожалуйста, садитесь, где хотите.
Энди взяла брошюру и вошла. Комната была практически голой. Никаких картин на стенах. Бежевое ковровое покрытие. Энди насчитала двадцать рядов складных кресел, по десять с каждой стороны от центрального прохода. Около половины мест заполняли взрослые всех возрастов, мужчин и женщин примерно поровну. Некоторые одеты как Энди, словно не многого добились в жизни. Другие носили одежду вроде той, какую Хеннинг могла бы носить в реальной жизни. Некоторые пришли парами, но, похоже, в основном по одному. Очень немногие говорили друг с другом. Большинство сели так, чтобы оставалось пустое место рядом.
Энди устроилась в крайнем правом кресле в пятом ряду. Слева от нее сидел какой-то старик. Он не сводил глаз с кафедры, хотя там никого не было. Энди сняла куртку, сложила ее на коленях и начала читать полученную у дверей брошюру. Это оказалась просто копия объявления, приклеенного к столбу возле магазина миссис Рэнкин.
Сначала жирным шрифтом:
«Используйте неиспользуемую энергию внутри и вокруг себя».
Это звучало довольно безобидно. И дальше:
«Если вас когда-либо посещала идея, что люди в самом деле могут овладеть некоей энергией, необходимой для перехода на сверхчеловеческий уровень, вы захотите посетить это собрание».
Любые сомнения относительно истинной цели собрания устранялись мелким шрифтом:
«Это не религиозная или философская организация, вербующая членов».
Правильно. И конгресс не управляется группами лоббистов.
Ровно в восемь двери закрылись. Освещение стало приглушенным. Собравшиеся затихли. Откуда-то сзади сверкнул луч прожектора, высветив кафедру. Сначала это был круг тусклого света, но он становился все ярче по мере того, как угасали прочие огни. Происходящее походило на восход луны: белый шар света поднимался над кафедрой, ослепительно сверкая на фоне покрытого чем-то отражательным задника. Мгновение спустя аудитория погрузилась в темноту. Остался только белый шар вокруг кафедры.
Внезапно прожектор погас. В комнате воцарилась тьма. Так же резко снова вспыхнул свет. Он распорол темноту, как лазер, осветив человека, словно по волшебству появившегося за кафедрой. Мужчина стоял, протянув руки и откинув голову назад, обратив глаза к потолку. Он поднес к губам микрофон и крикнул низким, рокочущим голосом:
– Я – бог адского огня и принес вам… огонь!
Прячущиеся в темноте большие колонки извергли музыку. Это был рок-н-ролльный хит 1968 года в исполнении Артура Брауна, с пронзительным звучанием органа и быстрым боем барабанов. Браун ревел об огне и пламени голосом, который звучал почти демонически. Человек на кафедре не сдвинулся ни на дюйм, застыв в луче света. Музыка грохотала еще секунд десять, нарастая до крещендо. Потом раздался скрежет, словно игла проигрывателя царапнула виниловый диск.