Под пологом семейного счастья
Шрифт:
– Правила приличия не позволяют только молодой девице первой откровенно признаваться кавалеру в своей любви к нему. Во всем остальном, насколько я знаю, искренность не является проступком. Поскольку вы не молодая девица, думаю, вы можете продолжать спокойно, не опасаясь преступить грани хорошего тона, если только к вашей откровенности не добавится что-то еще, граничащее с недостойным поведением, – отпарировала Алисон, едва майор сделал паузу, чтобы перевести дух.
«Похоже, эту женщину ничем не смутить. А значит, настало время ей услышать все, что я о ней думаю», – решил майор, не ожидавший, что с самого первого слова миссис Браун будет
– Что ж, будем считать, что я подготовил вас к той неприятной новости, которую я вынужден вам сообщить. – Опасаясь, что Алисон опять скажет что-нибудь, что собьет его с мысли, майор торопливо продолжил, с трудом, но сохраняя еще более или менее ровный тон: – Риверкрофт заполонили сплетни относительно вашей дочери и мистера Уайтинга!
Ни удивленного возгласа, ни возмущения не последовало, вместо этого Алисон спокойно произнесла:
– Которой моей дочери?
– Разумеется, о вашей старшей дочери, мисс Браун! – Дилан начал терять терпение, в то время как дама была невозмутима, и подобная смена ролей устраивала его тем меньше, чем больше он злился.
– Риверкрофт всегда жил сплетнями, и его более состоятельные соседи не гнушаются этим развлечением. – Миссис Браун, кажется, забавлял этот разговор. – Я спросила, о которой из моих дочерей идет речь, потому что, если бы речь шла о Полли, мне бы стоило забеспокоиться.
– Но ведь она замужем! – едва не возопил ошарашенный майор.
– Вот именно. Сплетни о замужней женщине разрушают ее репутацию. Что касается разговоров, которые старухи из попечительского совета ведут о молодежи, поочередно приписывая того или иного кавалера той или другой барышне, на них не стоит обращать внимания. Мистер Уайтинг здесь пока еще новый и очень интересный объект для наблюдений, со своей-то необычной историей. Не беспокойтесь, как только появится свежий предмет для пересудов, о нем забудут. Тем более что, как все теперь знают, он помолвлен.
Джентльмен чувствовал, что проигрывает в этом споре, но уже не мог вернуться к обычной холодной вежливости:
– Мадам, то, что он помолвлен, и делает слухи неприличными. Молодая леди не должна принимать ухаживания джентльмена, если знает, что он несвободен! В противном случае либо эта леди не дорожит своей репутацией, либо в своем корыстном воображении тешит себя мыслью, что сможет заставить юношу порвать со своей невестой! Если первое должно волновать исключительно леди и ее семью, то второе касается меня, и я намерен положить этому конец!
Терпение Алисон истощалось с каждым словом мистера Дилана:
– Прежде всего это касается джентльмена. Если он позволяет себе ухаживать за другой дамой, значит, его отношение к невесте изменилось. И я полагаю, ваше чрезмерное беспокойство это подтверждает. Что касается корыстолюбия – я осмелюсь предположить, что эта мисс является вашей родственницей и вы печетесь о том, чтобы состояние Дримстоунов не уплыло из ваших рук!
Это было невероятно! Майор даже представить себе не мог, до чего может дойти фантазия этой женщины. Из обвинителя он превратился в обвиняемого, и собственный замысел обратился против него. Ведь если миссис Браун так думает, вполне вероятно, что мысль о его заинтересованности в деньгах Джеймса уже поселилась в головах и других его знакомых.
– Вы ошибаетесь, мадам! Моя забота о Джеймсе вызвана исключительно чувством долга и справедливости, нежеланием допустить, чтобы им воспользовались в своих интригах недостойные люди! Даже родной
– Вот именно, родной отец скорее бы задумался о том, что нужно для счастья его сына, а вас заботит только проявление собственной воли! Вашему самолюбию претит, что юноша осмеливается иметь другое, отличное от вашего, мнение, и ваш гнев увеличивается одновременно с тем, как тает ваша власть над ним! А теперь прошу вас, прекратим этот оскорбительный для нас обоих разговор.
Не дав Дилану ответить, она резко развернулась и направилась по дорожке к беседке, откуда доносился молодой задорный смех.
Мужчина в бешенстве упал на скамью и некоторое время созерцал пруд, пытаясь прийти в себя. Никогда еще никто не был так силен, чтобы противостоять его воле, подкрепленной внутренней силой и логическими доводами. Эта женщина осмелилась прервать беседу, и майор так и не успел добиться от нее обещания запретить своей дочери общаться с мистером Уайтингом, к чему он и собирался подвести разговор. Вместо этого они обменялись злобными выпадами, и каждый остался при своем мнении. Это было если и не поражение в войне, то, по крайней мере, крупный проигрыш. Тем более что майор не сумел сохранить присущее ему хладнокровие. Теперь ему оставалось только успокоиться и подумать, как быть дальше. Мысль позволить Джеймсу делать то, к чему он стремится, к сожалению, не пришла в голову мистера Дилана.
27
После приятного дня явилась душная ночь, предвещающая грозу, какие часто бывают в августе, и Дженни не могла уснуть. Накинув шаль, она спустилась в свой маленький садик и присела на скамью, глядя, как луна то появляется из-за быстро несущихся облаков, то снова кутается в их растрепанную ткань.
На душе у нее было спокойно и немного грустно. Джеймс Уайтинг стал для нее хорошим другом, и она от всего сердца желала ему счастья, но иногда ее охватывала печаль. Молодой человек был не похож ни на Марка, ни тем более на мистера Доэрти, ни на кого из ее знакомых, если только немного на мистера Квинсли, которого Дженни уже почти позабыла.
Общаться с Джеймсом оказалось так легко и интересно, он был скромен, благороден и добр и любил то, что составляло смысл ее жизни, – музыку и книги. И она не могла не полюбить его.
Медленно, постепенно, незаметно для нее самой это случилось. И радость от того, что она впервые по-настоящему любит, пересиливала горечь осознания факта, что и на этот раз она вынуждена отступить. Он женится и будет счастлив, а о ней станет вспоминать как о добром друге и собеседнике. И этого должно быть ей вполне достаточно. Ни одним намеком, ни взглядом она старалась не показать, что ее отношение с некоторых пор отличается от его дружеского расположения к ней.
С каких пор – день, два, неделя, она не могла понять. Их знакомство длилось два месяца, а ей казалось – два года или два дня.
Налетевший ветер едва не сорвал с нее платок, и Дженни встала и направилась к дому. Все остальное неважно, главное, что она смогла полюбить снова, а ведь полгода назад она считала, что это невозможно. И пусть они не будут вместе, ее сердце живо и больше не одиноко.
Миссис Браун тоже не спала. Поставив локти на расходную книгу, она оперла на руки подбородок и задумчиво смотрела в темное окно на пустынную дорогу.