Под потолком небес
Шрифт:
— Надо. Ну, давай, не грусти, три все к носу и держи хвост пистолетом. Тебе уже не так долго осталось в этом доме мучиться. Так что будь молодцом!
— Постараюсь…
Послеобеденный остаток дня обещал выдаться свободным. Переговоры успешно проведены, очередная партия товара проходит растаможку, с двумя проблемными должниками переговорили. Представитель одного из них только что покинул офис с клятвенным обещанием, что за полученную сантехнику рассчитаются в самое ближайшее время, и проценты набежавшие выплатят, а со вторым она завтра разберется, поскольку тамошний генеральный свалил на отдых в Испанию и вернется, если верить его секретарю, только сегодня вечером. Благодать! Даже телефон примолк: устал бедолага, наверное, голосить.
Нет, все-таки отдельный кабинет — это такая роскошь! Наталья
Наташка воспринимала все это как своеобразную игру, и это здорово помогало ей в самые трудные моменты работы. Она пахала больше, чем любой другой из коллег, занимающих ту же должность, что и она, зато и получала сторицей за свои старания. На сегодняшний день ее зарплата была уже в несколько раз больше, чем у Павла (он, правда, об этом мог только догадываться — Наталья щадила его чувства, поскольку, будучи кем-то вроде охранника-кладовщика на книжном складе на подобные суммы даже в очень отдаленном будущем рассчитывать не мог).
Да, за прошедшие два с половиной года она здорово изменилась. И внешне, и внутренне. Испуганная девочка-провинциалка была отодвинута в самые дальние тайники души, а взамен ее явилась классическая бизнес-вумен, с хваткой бойцового питбуля и обворожительной улыбкой. Наталья здорово похудела, похорошела, сменила прическу. В одежде и косметики она теперь, пожалуй, разбиралась даже получше Дашки. Дашка, кстати, в последнее время ушла на дно, появлялась на горизонте примерно раз в полгода. Вываливала на подругу поток совершенно безумных новостей из собственной жизни и снова пропадала. Впрочем, переживать об ее отсутствии Наташке просто было некогда. Ее личное время было расписано не то что по минутам, а порой даже по секундам. И лишним сожалениям по какому бы то ни было поводу здесь было не место.
Месяц назад она вернулась из отпуска, который они всей семьей провели у ее родителей на Азовском море. Первый раз, когда она осмелилась вернуться в свои родные места. А до этого все как-то не решалась. В тот памятный год, когда она переехала жить к Павлу, ни он, ни Зинаида Петровна так и не смогли ее уговорить съездить всем вместе на юг. Первым сдерживающим фактором был Петька Маслобойников. Наталья до сих пор до конца не избавилась от страха перед неприятностями, которым он мог бы быть причиной. А в том, что он вызвал бы Пашу на драку, да и ей попытался
Пашка на ура воспринял идею своей мамы, а Наталья совершенно растерялась. Да, с подобной версией ее родители быстро бы смирились, лишь потребовали бы, чтобы «молодые кончали дурью маяться, да начинали жить по закону, как принято, а то негоже это ребенка незаконнорожденным оставлять» и т.д. и т.п. Но обманывать своих, пользуясь Пашиной добротой, тоже язык не поворачивался. Пашка долго над ней смеялся, называл «маленькой глупышкой», но до конца переубедить так и не смог. Поэтому, поразмышляв как-то вечером на кухне, решили сделать проще: пригласить родителей Натальи приехать в Москву в гости. Наташку этот вариант устроил куда больше. Тем более что она просто физически, спиной чувствовала поддержку Павла и его матери, поэтому встреча с родителями уже не казалась концом света.
Как ни странно, ее родители совершенно спокойно восприняли столь разительные изменения в судьбе старшей дочери. В гостях они пробыли ровно три дня, привезли с собой неподъемные сумки с фруктами и домашними заготовками, а также подарки для малыша. Отец Натальи очень гордился своим первым внуком, не спускал его с рук, и при каждом удобном и неудобном случае твердил окружающим, что малыш — вылитый прадед. Хотя чем дальше, чем очевиднее становилась непохожесть мамы и сына. О каком уж родовом сходстве здесь говорить! Но дедовская гордость есть дедовская гордость.
Улучив минутку, Наталья поведала отцу, что Мишенька для него не первый, а второй внук. И рассказала о Костике и Ланке. Батька даже в лице поменялся. Наташка сжалилась над ним, и прямо-таки выгнала его в гости к Лане, благо, что идти здесь было всего нечего. А матери сказала, что отец отправился на метро в специальный магазин для рыболовов: всякие крючки да блесны посмотреть. Мама поворчала слегка, да и вновь увлеклась беседой с Зинаидой Петровной. Выяснилось, что мнения двух достопочтенных дам совпадают практически по всем вопросам, от консервирования до воспитания их любимых детей. Наталья с Павлом уже и не знали, куда от них деться. Возражать — себе дороже, а выслушивать поток нотаций и воспоминания о «старых добрых временах» — хуже горькой редьки. Пришлось сбежать на улицу под предлогом прогулки с Мишей.
Ребята сделали всего два круга вокруг дома, когда увидели Наташиного отца. Он шел и, не стыдясь прохожих, размазывал рукавом слезы. Оказалось, что Ланка все-таки отдала Костю Игорю, а отцу своему даже фотографий внука не показала. Просто взяла и выставила за дверь. Сказала, что от него с его драгоценной Наташкой ей одни беды достаются, и не видать ему внука, как собственных ушей. Нет бы, денег привез, или подарок какой-нибудь, а то ведь все норовит в душу залезть, да покопаться. А Наташке своей пусть передаст, что Ланка ее никогда не простит. Как у нее проблемы — так «Ланка, помоги», а как сестре ее помощь потребовалась, так сразу в кусты свалила. Не стыда, ни совести. И гвоздики свои общипанные отец пусть в помойку выбросит. С такими только на кладбище приходят, а не к приличным людям.
Наталья мысленно сосчитала до десяти, а когда не помогло — до двадцати. Вот, значит, как. Когда она с Ланой в последний раз разговаривала, та умоляла ее остаться и божилась, что никогда ни единого словечка плохого о Наташе не говорила. А если кто обратное утверждает — то пусть Наташа ей этого человека покажет, и Лана лично ему в физиономию плюнет. Наташка тогда просто взяла и поставила перед ней зеркало. И сказала: «Валяй!» Так противно, как после этого разговора, ей на душе не было с тех пор, как Алексей отказался от нее и Мишеньки. Лана либо ничего не понимала, либо опять притворялась и играла одну из своих многочисленных ролей. А сейчас решила стать обвинительницей. Моралистка хренова! Продала своего ребенка его же отцу, и еще имеет наглость выступать. Не человек, а яблоко червивое. Снаружи румяное наливное, а внутри все червоточинами изъеденное. Немудрено, что батька так расстроился. Она же его плоть и кровь. Хоть бы каплю уважения имела. Или сочувствия. А, что о ней говорить!