Под стеклянным колпаком
Шрифт:
К концу вечера я была убеждена, что Ирвин соответствует всем моим требованиям.
С тех самых пор, как я узнала о вероломстве Бадди Уилларда, моя девственность висела у меня на шее тяжелым камнем. Когда-то само наличие ее представлялось мне настолько важным, что я стремилась сберечь ее любой ценой. Я сберегала ее пять лет — и мне это чертовски надоело.
И только когда мы уже вернулись к нему домой, и Ирвин схватил меня на руки и понес, пьяненькую и безвольную, в свою обитую черным спальню, я прошептала ему:
—
Ирвин захохотал и швырнул меня на постель. Через несколько минут у него вырвался крик изумления, свидетельствующий о том, что он моему признанию сперва не поверил. Я подумала, как удачно все получилось в том отношении, что я начала принимать меры предосторожности уже днем, потому что сейчас, в состоянии опьянения, когда мне уже было на все наплевать, я бы ни за что не проделала деликатную процедуру. Я лежала, обнаженная и изнасилованная, на грубых простынях Ирвина, ожидая, что сейчас ошущу в себе великую и чудесную перемену.
Но все, что я испытывала, было резкой, на удивление сильной болью.
— Больно, — сказала я. — Это нормально, что больно?
Ирвин помолчал. Затем произнес:
— Иногда бывает больно.
Какое-то время спустя Ирвин встал и прошел в ванную, и я услышала оттуда шум льющейся воды. Я не была уверена, что Ирвин совершил то, что ему было положено, — возможно, моя девственность его каким-то образом оттолкнула или спугнула. Я хотела спросить у него, осталась ли я девственницей, но для такого вопроса чувствовала себя слишком не в своей тарелке. Теплая жидкость струилась у меня между ног. Я потянулась и потрогала мокрое место.
Когда я подняла руку на свет, полоска которого пробивалась из ванной, кончики моих пальцев, казалось, были черными.
— Ирвин, — нервно вскричала я. — Принеси-ка мне полотенце!
Ирвин вернулся. Бедра его были обмотаны полотенцем, а второе полотенце, поменьше, он протянул мне. Я сунула полотенце между ног и почти сразу же выдернула его. Полотенце было черно от крови.
— Я истекаю кровью, — воскликнула я и моментально села.
— Не бойся, такое часто случается, — уверил меня Ирвин. — Все будет в порядке.
И тут мне вспомнились все рассказы и россказни об испачканных кровыо в первую брачную ночь простынях и о пузырьках с красными чернилами, при помощи которых имитируют девственность уже обесчещенные невесты. Я подумала о том, долго ли еще продлится кровотечение, и легла на спину, пристроив между ног полотенце. И тут я поняла, что эта кровь является ответом на вопрос, который я так и не решилась задать. Отныне вероятность того, что я осталась девственницей, равна нулю. Я улыбнулась во тьме. Я осознала, что вступила на общую тропу.
Уже охваченная нетерпением, я приложила чистый край полотенца к моей ране. Я решила, что, как только кровь остановится,
— Мне кажется… мне лучше поехать домой, — произнесла я в полуобморочном состоянии.
— По крайней мере, не прямо сейчас.
— Да нет, лучше сейчас.
Я попросила разрешения взять полотенце Ирвина и сунула его себе между ног, как гигантский тампон. Затем натянула пропотевшую одежду. Ирвин предложил отвезти меня домой на своей машине, но я не могла заставить себя сказать ему, чтобы он отвез меня в клинику, поэтому полезла в карман за адресом Джоан. Ирвин знал названную улицу и ушел прогревать мотор. Мне было слишком тревожно, чтобы еще сообщать ему, что я по-прежнему истекаю кровью. Я все время надеялась, что кровь вот-вот остановится.
Но пока Ирвин ехал по голым улицам с сугробами на обочине, я почувствовала, как теплая струя просочилась сквозь дамбу полотенца и юбки и выплеснулась на сиденье.
Пока мы, уже замедлив ход, кружили между домами, выискивая освещенные номера, я подумала о том, как удачно, что я не лишилась девственности в колледже или у себя дома, где подобную скрытность и анонимность обеспечить было бы невозможно.
Джоан отперла дверь. На лице у нее были радость и изумление. Ирвин поцеловал мне руку и попросил Джоан хорошенько обо всем позаботиться.
Я закрыла дверь и прислонилась к ней изнутри, чувствуя, как кровь отливает у меня от лица, перетекая в совершенно другое место.
— Что с тобой, Эстер? Ради Бога, в чем дело?
Я подумала о том, скоро ли Джоан заметит, что кровь струится у меня по ногам и натекает в черные кожаные фирменные туфли. Я решила, что я вполне могла бы умирать от огнестрельного ранения, а Джоан все равно смотрела бы сквозь меня своими бледными глазами и ждала, пока я не попрошу чашку кофе и сандвич.
— Твоя медсестра здесь?
— Нет, у нее сегодня ночное дежурство в «Каплане».
— Вот и хорошо.
На лице у меня появилась горькая гримаса, означавшая, что еще один выброс крови пробился сквозь защитные сооружения и начал неторопливое нисхождение в туфли.
— То есть, я хочу сказать, плохо.
— Ты как-то странно выглядишь, — сказала Джоан.
— Вызови-ка лучше врача.
— Зачем это?
— Да поживей.
— Но ведь…
И она по-прежнему еще ничего не заметила.
Коротко охнув, я нагнулась и сняла с ноги одну из моих потрескавшихся от холода черных блумингдэйлских туфель. Я подняла туфлю, поднесла к самому носу Джоан, встряхнула ее перед округлившимися, похожими на крупную морскую гальку глазами — и струя крови вылилась из туфли и хлынула на бежевый ковер.