Под стеклянным колпаком
Шрифт:
— Боже мой! Что это?
— Я истекаю кровью.
Джоан провела, а верней, чуть ли не пронесла меня к софе и помогла лечь. Затем подложила несколько подушек под мои залитые кровью ноги. Потом отошла на шаг и сурово спросила:
— Как звать этого негодяя?
На какое-то безумное мгновение мне пришло в голову, что Джоан, чего доброго, не подумает вызвать врача, пока я не признаюсь ей в вечере, проведенном с Ирвином, и во всем остальном. А после этого не обратится к врачу все равно, решив меня тем самым своеобразно наказать. Но потом
— Да так как-то, — я махнула рукой, изображая равнодушие и презрение. Еще один выброс крови произошел сразу же вслед за этим, и я в тревоге напрягла брюшные мышцы. — Дай-ка мне полотенце.
Джоан вышла и тут же вернулась, неся целую охапку полотенец и простынь. Как опытная медсестра, она лихо сняла с меня заляпанные кровью одежды, испуганно ойкнула, дойдя до окровавленного полотенца, и наложила мне свежую повязку. Я лежала, пытаясь умерить стук сердца, потому что с каждым новым ударом из меня текло и текло.
Я вспомнила чудовищный спецкурс по литературе викторианского периода — всю эту череду романов, героини которых, болезненные и благородные, умирают одна за другой от дикого кровотечения в результате трудных родов. Возможно, Ирвин поранил меня, жестоко и беспощадно, и я сейчас не просто лежу на софе у Джоан, а умираю.
Джоан надела пончо и принялась набирать, один за другим, номера кембриджских врачей. Список их был довольно внушителен. У первого доктора никто не взял трубку. Второй доктор, которому Джоан начала излагать мою ситуацию, ответил ей так, что она воскликнула: «Понятно!» — и бросила трубку.
— Что он сказал?
— Он обслуживает только своих постоянных клиентов или выезжает на экстренные случаи. А сейчас воскресенье.
Я попыталась поднять руку, чтобы взглянуть на часы, но рука оказалась тяжела, как камень, и не думала шевелиться. Воскресенье — райское времечко для врачей! Они разъезжаются по загородным клубам, они едут к морю, они проводят время с любовницами или с женами, они отправляются в церковь, они катаются на яхтах, они изо всех сил делают вид, что никакие они не врачи, а самые обыкновенные люди.
— Ради Бога, Джоан. Скажи ему, что это экстренный вызов. По третьему номеру никто не ответил, а по четвертому — положили трубку, едва услыхав, что речь идет о женском кровотечении. Джоан принялась плакать.
— Послушай-ка, Джоан, — сказала я, превозмогая боль. — Позвони в городскую больницу. Скажи, что это экстренный вызов. Хотят они или нет, но им придется забрать меня.
Лицо у Джоан прояснилось, и она позвонила в больницу. В Службе скорой помощи ей сообщили, что дежурный доктор займется мной, если она сможет доставить меня в больницу. Джоан вызвала такси.
Она настояла на том, чтобы сопровождать меня. С отчаянием я вцепилась руками в свою еще раз перемененную
Прибыв наконец на место, он с диким скрежетом затормозил.
Я оставила Джоан расплатиться с ним и устремилась в пустое, скудно освещенное помещение. Из-за белой ширмы показалась ночная сиделка.
В нескольких словах я успела объяснить ей подлинную причину своих неприятностей, прежде чем в дверях показалась Джоан, широко раскрыв глаза и моргая, как страдающая близорукостью сова.
Тут появился и дежурный доктор, и я с помощью санитарки вскарабкались на гинекологическое кресло. Санитарка шепнула что-то врачу, тот кивнул и принялся распутывать окровавленную повязку. Я почувствовала, как его пальцы принялись что-то искать, а Джоан, прямая и неподвижная, как солдат, стояла справа от меня, крепко держа меня за руку. Кого она этим подбадривала — меня или себя, — я не знаю.
— Ай! — Мне стало просто невыносимо больно.
Доктор присвистнул:
— Такая, как вы, попадается одна на миллион.
— Что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что лишь у одной из миллиона это бывает именно гак.
Доктор тихо и коротко сказал что-то медсестре, и та бросилась к боковому столику и принесла бинт и какие-то серебристые инструменты.
— Я прекрасно вижу, — доктор склонился надо мной, — в чем именно тут загвоздка.
— И вы в состоянии помочь мне?
Доктор рассмеялся:
— Ну конечно же, в состоянии.
Меня разбудил стук в дверь. Было за полночь и во всех палатах все давно спали. Я не могла даже представить себе, кто это решил меня проведать.
— Войдите!
И я зажгла лампу на ночном столике.
Дверь приоткрылась, и в проеме показалась большая, темная голова доктора Квинн. Я с удивлением восприняла этот визит. Хотя я и была знакома с доктором Квинн и часто виделась с ней в здешних коридорах, мы никогда ни о чем не разговаривали, ограничиваясь только легким кивком. А теперь она сказала:
— Мисс Гринвуд, можно к вам на минуту?
Я кивнула.
Доктор Квинн вошла в комнату, тихо затворила за собой дверь.
Она была в одном из своих неизменных строгих костюмов синего цвета, в треугольном вырезе на груди сверкала снежно-белая блузка.
— Мне жаль беспокоить вас, мисс Гринвуд, и в особенности в столь поздний час, но, мне кажется, вы могли бы помочь нам разобраться с вашей подругой Джоан. На мгновение я вообразила, будто доктор Квинн начнет сейчас упрекать меня за то, что Джоан пришлось вернуться в клинику. Я до сих пор не могла со всей уверенностью сказать, что именно вынесла Джоан из нашей поездки в больницу скорой помощи и что она поняла про меня, но несколько дней спустя она вернулась в «Бельсайз» и обосновалась здесь, сохранив, правда, почти неограниченное право на выход в город.