Под знаком змеи.Клеопатра
Шрифт:
— Для начала тебе следует успокоиться. Царица поручила мне первому представить ей устное сообщение, затем она встретится с тобой и твоими людьми. Ты просто ответишь на ее вопросы.
Оказалось, что это тоже его не устраивает.
— Почему это ты первый? Ведь официально я…
— Хорошо, — прервал я его, — тогда я предлагаю нам обоим-выехать навстречу ее кораблю, как только он появится на горизонте, и пусть ее величество сама решает, кого из нас принять первым.
С этим он согласился. Самые быстрые гребцы Тарса — как они сами себя называли — были наготове, ожидая только нашего знака. На верхней мачте самый зоркий матрос из команды посольского корабля непрестанно вглядывался
Это произошло вскоре после полудня. Посол и я сразу же перебрались по веревочной лестнице в лодку, и «самые быстрые гребцы Тарса» так налегли на весла, что их суденышко удивленно заскрипело и застонало. Не прошло и часа, как мы достигли царского корабля. Он был настолько великолепен, что даже у глупца не осталось бы сомнений в том, что на его борту находится царица Египта, самая богатая правительница в мире.
Издалека сияли пурпурные паруса, которые отражались в почти неподвижной воде, как темные лужи крови; позолоченная корма сверкала на солнце, как какая-то небывалая драгоценность. Наши быстрые гребцы были так поражены всем этим, что даже не спросили свою плату. Мы уже взобрались на палубу, когда я вспомнил об этом и бросил им в лодку обещанный аурей.
Царица уже ждала нас и приняла сразу обоих. Позади нее стояли Шармион и Ирас, слева от нее — кто-то незнакомый, а справа — маленький кругленький и улыбающийся во все лицо добрый Мардион. Видно, как рад он был вновь меня увидеть. Ирас тоже обрадовалась, ее черные глаза заблестели, но — как всегда на официальных приемах — она сохраняла самообладание, чтобы не вызвать неодобрения Шармион, ее старшей подруги, которая держалась так величественно, как будто это она была царицей. Диойкет Протарх, как мы узнали, остался в Александрии в качестве регента.
Худощавый человек рядом с царицей представился нам Квинтом Деллием, секретарем и доверенным лицом императора. Я уже много раз слышал его имя. Как оказалось, это именно он доставил царице в Александрию приглашение Антония. Этот человек совершенно мне не понравился. У него было узкое, какое-то лисье, лицо и бегающий взгляд. С другой стороны, он держался скромно и изображал верного и преданного слугу своего господина. Если я говорю «изображал», то это, как будет видно позже, не без основания.
Клеопатра задала нам только самые общие вопросы и сказала в заключение:
— Я сама сделаю выводы о положении в Тарсе, но ты, Гиппократ, должен рассказать мне подробнее о твоей поездке в Иерусалим, и, кроме того, для тебя есть несколько писем.
Таким образом, посол не мог почувствовать себя задетым, потому что он не имел никакого отношения к Иерусалиму и Ироду. Здесь мы простимся с этим человеком, который так ненадолго появился на страницах нашего повествования, что я даже не стану упоминать его имени. Через полгода он снова вернулся к частной жизни, потому что умер его отец, и он как наследник и глава семьи посвятил себя управлению его обширными владениями.
Вскоре Клеопатра пригласила меня в свои покои. Сначала на шею мне бросилась Ирас и спросила:
— Ну, Гиппо, девушки в Иерусалиме и Тарсе были довольны тобой? Они, наверное, давно мечтали о таком красивом греке с серыми глазами.
Странно, но в это мгновение мне показалось, что я ожидал именно встречи с Ирас, что это ей, а вовсе не царице выехал я навстречу. Я горячо поцеловал ее, и она обвила меня, точно лиана, которая ни за что больше не расстанется со своим хозяином.
— Для этого у вас будет еще достаточно времени, — услышали мы звонкий приветливый голос Клеопатры, и мы отпрянули друг от друга, как застигнутые врасплох рабы.
— Ирас, мне надо
— Влияние и авторитет Ирода серьезно возросли. Его брат, советники, первосвященник, синедрион — все склоняются перед ним. Недавно он прогнал свою первую жену, чтобы породниться с родом Хасмонеев. Я присутствовал на помолвке, и мне показалось, что Хасмонеи презирают его, но преклоняются перед ним из страха. В противоположность тебе, царица, он ошибся и поддержал Кассия, но теперь ему все же удалось склонить Антония, чтобы он назначил его тетрархом. В будущем нам не следует выпускать этого человека из поля зрения, потому что у меня создалось впечатление, что он не удовольствуется своим теперешним положением.
— Да, — сказала Клеопатра серьезно, — с этим человеком у нас еще будут проблемы. Но теперь, как я слышала, у него и у самого их хватает. Палестине угрожают парфяне, а Хасмонеи хотят помешать его браку с Мариамной. Таково последнее сообщение моего торговца.
— Дельный человек. Кувшины с иерихонским бальзамом уже получены?
— И часть из них уже использована, — откликнулась Ирас, сооружая царице высокую замысловатую прическу.
Клеопатра засмеялась.
— Слышишь? И когда я вдыхаю аромат этого бальзама, я хочу еще больше.
— Тебе стоит только еще заказать его, царица.
— Я имею в виду не только бальзам, дорогой Гиппо…
— Я понимаю, ваше величество.
Хотя я так и ответил, но ничего при этом не понимал, мне просто не хотелось показаться глупцом.
— Теперь что касается императора Марка Антония. В Александрии я велела сообщить, что отправляюсь сюда по дружескому приглашению императора, однако это совсем не так. Моим друзьям и приближенным я сказала правду, и ты тоже должен ее знать. То, что передал мне Квинт Деллий — ты уже познакомился с ним сегодня, — было приказом прибыть в Таре и объяснить, почему я будто бы поддерживала Кассия. Мне пришлось сначала дать понять Деллию, что нельзя ничего приказать царице, которую весь Египет почитает как божество, как единое воплощение Исиды и Сераписа. Деллий — ловкий и изворотливый человек, он сразу уступил и откровенно — так, во всяком случае, это выглядело — описал характер и нрав императора. В глубине души Антоний добр, любит женщин и легко поддается уговорам. Если я ловко воспользуюсь этим, он ни в чем не сможет мне отказать — да, про него говорят даже, что при женщинах он совершенно теряет разум. Я должна предстать перед ним не смиренной просительницей— впрочем, этого я и так не собиралась делать, — а во всем блеске царского величия и женского очарования. Привлекательна я, Гиппо, красива?
Ирас умоляюще выглянула из-за спины Клеопатры и слегка кивнула. Во имя Афродиты Пенорожденной, даже если бы она была безобразной, как крокодил, я никогда не сказал бы ей этого.
— Ты полна очарования, царица, и величественной красоты, и я убежден, что Антоний будет на твоей стороне. Я не устаю благодарить Сераписа, что он возвел на египетский трон не мужчину, потому что, мне кажется, к ним Антоний не так добр и внимателен. Впрочем, ты ведь уже успела познакомиться с ним в Риме. Тогда он находился в тени Цезаря, а теперь в нем появилось нечто царственное — хотя римляне и избегают таких сравнений. На самом деле он ведь гораздо выше царя какой-нибудь маленькой, зависимой от Рима страны: он правитель половины мира, ему доступны все богатства Востока. Он причастен ко всему — будь то доходы от храма в Эфесе или от невероятно богатого города Антиохии или дань Ирода из Иудеи. Через несколько лет он сможет распоряжаться весьма значительным состоянием.