Под знаком змеи.Клеопатра
Шрифт:
Я не сдержался:
— Ты упрекаешь нас, мужчин, в том, что служит на пользу тебе, нам и всему Египту.
К ней вернулось ее очарование, и она снисходительно рассмеялась.
— Это не упрек, Гиппо, а констатация того, что есть на самом деле. Мне это, несомненно, принесет выгоду, но Арсиное это ничем не поможет — ее судьба уже решена. Я хотела бы, чтобы ты сопровождал комиссию Антония и присутствовал при казни Арсинои. Из истории известны случаи, когда доза яда оказывалась слишком мала, человек оживал, и сторонники укрывали его где-нибудь в безопасном месте. Я желаю ей безболезненной смерти, но я должна быть в ней уверена, и ты отвечаешь за это. Корабль
С моей стороны было бы глупо и неразумно пытаться уговорить такую женщину, как Клеопатра, отменить или хотя бы смягчить свое решение. Так что мне оставалось только спросить с иронией:
— Но в этот раз мне не придется стать палачом, или эту роль ты для меня тоже предусмотрела?
На лбу ее появились гневные морщины, которые, правда, тут же исчезли.
— Тебя все еще мучит это? Ты ведь не был тогда палачом, потому что Птолемей не совершал никакого преступления. Опасность исходила со стороны его приверженцев. И если ты до сих пор не видишь, что своими действиями ты предотвратил кровавую гражданскую войну, тогда в тебе отсутствует всякая искра политического разума.
— Может быть, и так, царица. А когда это дело будет улажено, куда ты пошлешь меня потом? Может быть, в Рим, чтобы свергнуть Октавия?..
— Тебе не откажешь в остроумии, Гиппо, — звонко рассмеялась она. — Нет, потом ты сразу же вернешься в Александрию. Я нуждаюсь в каждом из моих друзей — врагов у меня и так хватает.
«Да, — подумал я, — и, казнив Арсиною, ты создашь себе новых врагов».
Я был милостиво отпущен. Как я замечал уже, Клеопатра прощала своим друзьям даже дерзость, насмешки и рискованные шутки, если это происходило без свидетелей.
Приказание о казни Арсинои официально исходило от Марка Антония. Эфес относился к подвластным ему областям. Но каждому было ясно, кто побудил его к этому решению.
Комиссия состояла из легата Валерия Прокула, одного секретаря, одного декуриона, двух солдат, врача Гиппократа и его слуги Салмо.
Антоний без лишних возражений согласился с тем, чтобы включить меня в эту комиссию в качестве наблюдателя.
— Клеопатра права, — сказал он мне, — никому нельзя доверять. Я не настолько знаком с Прокулом, чтобы за него положить руку в огонь. Кто знает, не собрала ли там Арсиноя новую армию своих сторонников и не попытается ли она подкупить комиссию. Но ведь ты неподкупен и абсолютно верен — так описала тебя царица. Я знаю, это нелегкая задача, но это необходимо. Да поможет тебе Асклепий!
Валерий Прокул уже с первого взгляда произвел на меня неприятное впечатление, и за время нашего путешествия оно еще усилилось. Он был рассержен этим поручением и считал, что вполне достаточно было бы послать в Эфес какого-нибудь посла с написанным приговором. Возможно, он и был прав, но я думаю, что Антоний специально поручил это дело высокопоставленному чиновнику, чтобы приговор выглядел более официальным. Ведь речь шла все же о принцессе, которую на короткое время ее сторонники даже провозгласили царицей.
Благодаря силе наших гребцов и попутному ветру через десять дней мы достигли Эфеса. Этот прекрасный город на весь мир известен своим величественным храмом Артемиды,
Эфесская гавань была вполне сравнима с Александрийской. Здесь стояло на якоре множество больших и малых судов, и насколько хватало глаз тянулись склады и верфи.
Я все время думал о ничего не подозревающей молодой женщине, которая нашла убежище в храме Артемиды и к которой неумолимо приближалась смерть. Чтобы отвлечься, я решил немного подразнить Салмо. Когда мы вошли в гавань, я указал на многочисленные суда и величественные здания:
— Всем этим Эфес обязан какой-то несуществующей богине. Но ведь это странно. Каждый год сюда стекаются многие тысячи людей, которые надеются получить помощь. Они произносят молитвы, жертвуют фимиам, золото или скот, и большинство из них, как я полагаю, возвращаются домой довольными. Неужели все они в плену иллюзий? А может быть, что-то в этом есть?
На покрытом шрамами лице Салмо появилось какое-то скучающее выражение.
— В этом ничего нет, господин, — абсолютно ничего. Эти люди молятся каменным идолам. Свет знания не коснулся их. Но, может быть, Господь в своей милости услышал их просьбы и простил им, что они обращают их не к тому, кому следует.
— Хорошо, Салмо, но ведь в Эфесе живет и немало иудеев. Почему же они не пытаются привлечь к своему богу больше верующих? Вспомни только о культах Исиды и Митры! Они распространились по всему миру, с юга на восток, и с каждым годом число их поклонников возрастает.
— Господь избрал из всех народов нас, иудеев, а не греков, римлян, сирийцев или парфян. И мы должны беспрекословно подчиниться его воле.
Благодаря сопроводительному письму императора, для нас открыты были все ворота и двери. Согласно предписанию, это поручение следовало исполнить безотлагательно. Однако Прокул разыскал вначале находящегося здесь легата провинции Азия, чтобы как надлежит сообщить ему о приказании императора. Я не присутствовал при этом. Мы договорились, что встретимся на следующий день в три часа утра на ступенях храма Артемиды.
Я вместе с Салмо отправился побродить по оживленному городу. Здесь, в отличие от Александрии, почти не было широких улиц, которые пересекались бы к тому же под прямым углом. Конечно, большая улица, ведущая к гавани, верхняя и нижняя агора, одеон и большая рыночная площадь — все это могло служить ориентирами, но, к сожалению, мы свернули в одну из многочисленных боковых улочек и переулочков. Так что теперь оставалось ориентироваться только на разницу в высоте, поскольку весь город расположен был на склонах горы.
Вечером мы сняли комнату в одной из лучших гостиниц для паломников, которая находилась при храме, и даже Салмо, которому внушали отвращение идолы, не мог не восхититься этим величественным храмом, который был расписан с таким необычайным искусством. Мы обошли все это громадное здание и насчитали около ста тридцати колонн, тридцать шесть из которых возвышались по фасаду храма. Внизу они были украшены разнообразными рельефами.
Изображения богини повсюду выглядели одинаково, но были выполнены в различную величину и из различных материалов: от простых фигурок высотой около пяди из слоновой кости, серебра, золота или мрамора до громадных статуй, во много раз превосходящих человеческий рост. Они производили странное впечатление: у каждой было по три ряда грудей. Одежда и головной убор богини были усеяны символическими изображениями животных и каких-то фантастических существ.