Под знаком змеи.Клеопатра
Шрифт:
Назавтра все собрались на террасе, исполненные любопытства. Некоторые даже наблюдали с лодок. Антоний, сильно размахнувшись, забросил удочку. Однако Клеопатра, от которой не укрылся его обман, тоже, в свою очередь, подкупила рыбаков, чтобы они позаботились о его удочке. Вскоре император вытащил первую добычу — и что же? Это оказалась какая-то вяленая рыба, по виду скорее напоминающая кожаную сандалию. Антоний счел было себя оскорбленным, но потом искренне рассмеялся вместе со всеми. Он был не из тех, кто обижается на безобидные шутки.
Иногда эта пара покидала уединенный Брухейон, чтобы во всем своем великолепии предстать перед народом. Так было, например, во время поездки в Каноб, великолепный город в нескольких милях к востоку от Александрии.
Так прошел весь январь, и не было вечера, в который бы не устраивалось что-нибудь. Фокусники, актеры, музыканты, танцоры и танцовщицы, акробаты, шуты, маги — которых в Александрии всегда было великое множество — были желанными гостями в Брухейоне, и никто из них не уходил оттуда без щедрого вознаграждения.
Я присутствовал на многих из этих праздников, но в основном был озабочен тем, чтобы вновь завоевать благосклонность Ирас. Возможно, я не стал бы так стараться, если бы она просто продолжила наш начавшийся в Тарсе роман. Но теперь я относился к ней как к какой-то драгоценности, которую кто-то отнял у меня и которую надо вернуть любой ценой. Она не отказывала мне категорически и даже вроде бы не отвергала, но, можно сказать, держала в неведении. Я так и не выяснил, была ли она в постели с Алексом. Когда я однажды прямо спросил ее об этом, она сказала, что, как приближенная царицы, она должна заботиться о своей репутации и не может одаривать вниманием каждого. Это был довольно расплывчатый ответ. Что же касается Алекса, то, судя по всему, он ухаживал за Ирас, чтобы таким образом войти в круг ближайших друзей царицы.
Мардион, евнух, который неизменно был моим доброжелательным наставником и другом, настоятельно советовал мне спокойно подождать развития событий.
— В настоящее время царице не до нас. Шармион говорит, что она снова в положении. Антоний же разрывается между женщиной, которую он любит, — а то, что он ее действительно любит, не укроется даже от евнуха, — и своим настоятельным долгом, который становится все неотложней.
В конце февраля пришло известие, которое смогло наконец вырвать Антония из его любовного гнездышка. Протарх сообщил его нам на срочно созванном «малом совете».
— До сих пор император Марк Антоний полагал, что парфяне не станут открыто выступать против Рима, а предпримут активные действия в Иудее, ожидая реакции римлян. Однако нашелся предатель в лице Квинта Лабения, который предоставил парфянам деньги и войско, чтобы — вдали от Рима — завоевать звание императора. Это подвигло парфян на то, чтобы выступить в поход, направленный, с одной стороны, под командованием парфянского принца Пакороса, против Сирии и, с другой стороны, под командованием предателя Лабения, против Азии. Все, что угрожает Риму, угрожает и нам. Поэтому наша светлейшая царица предоставила в распоряжение Антония некоторое количество денег, войск и вооружения. Он поручил мне сообщить вам, что завтра вечером он устраивает прощальный симпосий для своих друзей при дворе в Александрии. Отсутствие на нем без уважительной причины будет воспринято императором как личное оскорбление.
Теперь мы все принадлежали к основанной Клеопатрой и Антонием гетерии [40] , которую они назвали «Неподражаемые». В основном все это исходило от Антония: даже будучи сорокалетним
40
Гетерии — тайные общества, существовавшие в Древней Греции.
Царица, в зеленом парике и облегающем платье из серебряных чешуек, выступала с ним в паре, представляя нереиду. С большим тактом она смеялась над его шутками, пропуская мимо ушей непристойные замечания и не замечая, двусмысленных жестов.
Я был в маске шакалоголового бога Анубиса. Ирас и Алекс изображали Филемона и Бавкиду [41] , что представлялось мне не особенно уместным. Их очень похоже загримировали под старичка со старушкой, и вначале они придерживались своей роли, горбились и прихрамывали. Но потом расслабились, забыли обо всем и веселились, как молодые.
41
Филемон и Бавкида — в греческой мифологии благочестивая супружеская чета из Фригии. Однажды селение, в котором жили супруги, посетили под видом странников Зевс и Гермес. Никто из жителей не хотел пускать их в дом, приютили странников Филемон и Бавкида. Боги покарали жителей селения, затопив их дома, а хижину Филемона и Бавкиды превратили в храм. Боги исполнили желание супругов, наградив их долголетием и дав возможность умереть в один день.
Теперь время праздников и маскарадов давно прошло, колесо истории повернулось, и ничего не осталось от той веселой компании кутил и выдумщиков.
Я был для Алекса опасным и докучливым соперником, и он постарался заранее избавиться от меня, хотя сейчас и невозможно это доказать. Его влияние на Марка Антония было так велико, что тот слепо следовал его советам, и прежде всего в том, что касалось личных дел, потому что Алекс был настолько умен, чтобы не вмешиваться в политику. Таким образом, он потихоньку обольстил их обоих — и Клеопатру и Антония. Однако на симпосии все вышло совсем не так, как ожидал этот интриган.
В тот вечер я чувствовал себя мальчиком, который присоединился к своим товарищам по играм и вдруг понял, что они без него что-то задумали. Он заметил, что все многозначительно переглядываются и перешептываются, а вслух говорят о чем-то постороннем, как будто речь шла вовсе и не о нем. Каждый время от времени попадает в такие ситуации, и никто при этом не чувствует себя уютно.
Мне было предоставлено в этот вечер лучшее место — между Антонием и Клеопатрой; неподалеку от нас сидели или, вернее, лежали Алекс и Протарх: в угоду римлянам мы заменили наши удобные стулья на kline, лежанки. Со временем греческая Александрия приобретала все более египетский характер, потому что потусторонний мир Осириса был все же не таким мрачным, как царство Аида, и есть и пить сидя было удобнее, чем лежа.
Антоний заговорил о военных врачах и при этом, как обычно, назвал меня прежним именем.
— Я слышал, твой отец был военным врачом где-то на юге, и от него ты научился этому ремеслу — нет, этому искусству.
— Ты прав, император. Уже с десяти лет мне приходилось держать раненых во время перевязок, и к пятнадцати — шестнадцати годам я стал полноценным помощником моему отцу. Однако у этого дела есть и обратная сторона: тогда я научился лечить в основном раненых, но думаю, что с тех пор уже наверстал все, чего мне недоставало.