Подари мне луну
Шрифт:
— О! — обронила Виктория, притворяясь, что все поняла.
— Это весьма распространенное заблуждение. Похоже, разговор на этом закончился, и Виктория осталась там же, где и была: в постели, рядом с мужчиной, на котором совсем ничего не было надето. А она сама в этой ночной рубашке с бесстыдным вырезом — это же Бог знает что такое! Виктория сделала попытку отодвинуться от Роберта хотя бы на несколько дюймов, но его рука, хотя и холодная, держала ее крепко. Было очевидно, что Роберт не позволит ей перекатиться на противоположный край кровати.
Виктория
— Я буду спать, — твердо заявила она и закрыла глаза.
— В самом деле? — протянул Роберт, и по его тону было ясно, что он ей ни капельки не верит.
— В самом деле, — подтвердила она, крепко зажмурившись. Она, конечно, сейчас не заснет, но разве трудно притвориться спящей? — Спокойной ночи.
Прошло минут двадцать, и Роберт взглянул на нее с откровенным изумлением. Ее ресницы не трепетали, грудь тихо вздымалась, дыхание было ровным и спокойным.
— Надо же, заснула! — пробормотал он. Ему не хотелось выпускать ее из объятий, но его тоже начал одолевать сон, и поэтому он неохотно перевернулся на спину, глубоко вздохнул и смежил веки.
Виктория, не открывая глаз, лукаво улыбнулась.
Глава 18
Проснувшись на следующее утро, Виктория обнаружила, что на плече ее покоится чья-то голая рука, а на бедре — голая нога. При мысли о том, что обе эти конечности принадлежат голому мужчине, сердце ее бешено заколотилось.
Она осторожно высвободилась из этих живых пут и сползла с кровати, захватив с собой свое покрывало, дабы прикрыть то, что открывала ее ночная рубашка. Но только она сделала два шага в сторону двери, как Роберт беспокойно заворочался под одеялом. Она взялась за дверную ручку, надеясь, что ей удастся выскользнуть из комнаты, прежде чем он окончательно проснется, но не успела открыть дверь, как услышала сзади сонное: «С добрым утром».
Ничего не оставалось, как обернуться.
— С добрым утром, Роберт.
— Надеюсь, ты хорошо спала?
— Как дитя, — солгала она. — Если позволишь, я пойду переоденусь.
Он зевнул, потянулся, несколько задумчиво взглянул на нее:
— По-моему, твое платье безвозвратно погибло.
Она судорожно глотнула, вспомнив про все испытания, которые выпали вчера на долю ее единственного платья. Ветер, дождь, острые камни и соленая морская вода превратили его в лохмотья. И все же оно без сомнения выглядело более прилично, чем то, что было на ней сейчас, и Виктория не замедлила сообщить об этом Роберту.
— Жаль, — сказал он. — Эта рубашка тебе очень к лицу.
Она фыркнула и поплотнее завернулась в покрывало.
— Эта рубашка — верх неприличия, и я более чем уверена, что ты именно поэтому ее и купил.
— Если честно, — задумчиво промолвил он, — ты выглядишь в ней даже более восхитительно, чем я предполагал.
Виктория решила, что слово «восхитительно» не более чем эвфемизм и призвано заменить совершенно иное выражение, а поэтому сочла за благо удрать. Ей вовсе не хотелось
Виктория влетела в свою комнату, где на постели лежало ее многострадальное платье. От соленой воды оно затвердело, и, чтобы влезть в него, ей пришлось долго по нему молотить и расправлять его складки. Голубую рубашку она снимать не стала и оставила ее как нижнюю сорочку. Ее собственная сорочка пропиталась солью, а в ленточках запутались водоросли.
Когда же наконец Виктория приблизилась к зеркалу, то не смогла удержать горестный стон. Господи, какое страшилище! А волосы — просто конец света. Пока она не смоет с них соль, вряд ли ей удастся их как следует уложить; беглый осмотр дома ничего не дал — мыла нигде не было. Платье было измято до невозможности и порвано в четырех местах, насколько она могла заметить — нет, в пяти, мысленно добавила она, разглядывая подол. И все же оно гораздо лучше скрывало то, что должно быть скрыто, чем подарок Роберта.
Если она предстанет перед Робертом в таком виде, то это будет вполне соответствовать случаю — она ведь как-никак его пленница. Большего он не заслуживает — она не собирается ради него наряжаться.
Роберт, который всегда отличался прямотой суждений, даже не попытался скрыть, что ее наряд несколько необычен для светского общества.
— Можно подумать, тебя собаки покусали, заметил он, когда они встретились в коридоре.
Он тоже успел одеться, но в отличие от Виктории выглядел безукоризненно. Наверное, в доме он держал для себя одежду на всякий непредвиденный случай, так что ему не обязательно было везти ее с собой.
Она метнула на него гневный взгляд и, ядовито промолвив: «Лестью ты ничего не добьешься», — стала спускаться по лестнице.
Он заметно оживился и последовал за ней на кухню.
— Ты правда так думаешь? Какой же тогда самый короткий путь к твоему сердцу? Я с радостью исполню все твои пожелания — только скажи.
Виктория, не раздумывая ни секунды, ответила:
— Еда.
— Еда? Ты не шутишь? И это все, что поможет мне тебя очаровать?
Трудно корчить из себя брюзгу, когда он так общителен и весел, но Виктория тем не менее попыталась напустить на себя суровый вид.
— Во всяком случае, тебе следует с этого начать, — отозвалась она, и в эту минуту, как бы подтверждая ее слова, желудок ее заурчал.
Роберт поморщился.
— Поверь, я чувствую себя не лучше, — сказал он, похлопав себя по животу, который, хоть и был всегда плоским, теперь показался ему впалым.
Вчера Роберт слишком замерз, чтобы попытаться соблазнить Викторию; сегодня же он был для этого слишком голоден.
Он поднял на нее глаза. Она выжидательно смотрела на него, как будто только что говорила ему что-то, а он ее не слушал.