Подарки к Зимнепразднику

Буджолд Лоис МакМастер

— Это было замечательное путешествие. Лучшее, чем я когда-либо мечтала.

Еще десять дней. Десять дней пролетают в мгновение ока. Десяти дней просто недостаточно для всего, что он должен сказать, подарить, сделать. Вот десяти лет для начала хватило бы. — Ты, гм, никогда не думала остаться? Здесь? Знаешь, это можно сделать.

Найти место, которое тебе подойдет. Или создать его. — Милорд придумает, как, если это вообще возможно. В приступе храбрости, он накрыл ее лежащую на кушетке руку своею ладонью.

Таура подняла брови. — У меня уже есть такое место.

— Да, но… навсегда? На мой взгляд, у вас, наемников, жизнь такая непредсказуемая. Никакой твердой почвы под ногами. И ничто не длится вечно, даже организации.

— Никто не проживет столько, чтобы испробовать все свои шансы. — Мгновение она молчала, потом добавила: — Люди, спроектировавшие меня для участи суперсолдата, не считали, что долгая жизнь ему необходима. Майлз на эту тему сказал кое-что едкое, но… ну ладно. Флотские медики дают мне еще примерно год.

— Ох! — Чтобы осознать это, потребовалась целая минута; в желудке внезапно завязался ледяной узел. Десяток непонятных замечаний, прозвучавших в последние несколько дней, сделался совершенно ясным. И Ройс пожалел об этой ясности. «Нет, ох, нет…»

— Эй, ты что такой ошарашенный? — Ее ладонь легла поверх и сжала его руку в ответ. — Эти ублюдки дают мне год последние четыре года. Я видела, как другие солдаты проходили всю свою карьеру и гибли, пока медики впустую возились со мною. И перестала об этом беспокоиться.

Он не представлял, что на это ответить. Закричать было невозможно. Вместо этого он придвинулся чуть поближе.

Таура задумчиво смерила его взглядом. — Некоторые парни, услышав это, пугались и убирались подальше. Но это не заразно.

Ройс с трудом сглотнул. — Я не удираю.

— Вижу. — Она свободной рукой потерла

шею; из волос выпал лепесток орхидеи и упал на покрытое бархатом плечо. — Какая-то часть меня хочет, чтобы медики определились со сроком. А другая часть говорит, что и черт с ним. Каждый день — это подарок. Так что я сдираю обертку и глотаю его прямо на месте.

Ройс с изумлением поднял на нее глаза. Он сильнее стиснул руку, точно ее могли вырвать у него сейчас, пока они сидят, если он не станет держать достаточно крепко. Он склонился вперед, потянулся и, сняв хрупкий лепесток, поднес его к губам. Потом глубоко, испуганно вздохнул и спросил: — А можешь научить меня, как это делается?

Фантастические золотые глаза расширились. — Боже, Ройс! По-моему, это самое деликатно сформулированное предложение, какое я когда-либо получала. Оно великолепно! — Неуверенное молчание. — Это же было предложение, верно? Я не всегда уверена, что говорю по-барраярски.

Теперь уже отчаянно перепуганный, он выпалил, как он понадеялся, на манер наемников: — Мэм, так точно, мэм!

Он получил в награду потрясающе клыкастую улыбку — но не тот вариант, что видел прежде. Эта улыбка тоже вызвала у него желание упасть на спину, только желательно не в сугроб. Он огляделся. В неярко освещенной комнате были разбросаны покинутые тарелки и бокалы, точно осколки веселья и праздника. В соседнем помещении о чем-то праздно болтали приглушенные голоса. Где-то в дальней комнате, приглушенные расстоянием, пробили часы. Ройс не стал считать их удары.

Они парили в пузырьке мимолетного времени, живое тепло посреди морозной зимы. Он склонился вперед, поднял лицо, обвил ее теплую шею, притянул ее голову к себе. Это было не трудно. Губы соприкоснулись. Сомкнулись…

Несколькими минутами спустя он выдохнул потрясенным, севшим голосом: — Ого!

А еще через несколько минут они поднялись наверх, держась за руки.