Подарок девушки по вызову
Шрифт:
Илья не мог ничего понять: он был раздавлен так страшно и непонятно за что, за какие грехи обрушившимся на него безвылазным, черным, как жирная несмываемая грязь, горем. Он не мог говорить — только невнятно лепетал что-то.
— Ну так что, баклан.., будем писать чистосердечное признание, или как?
— Я никого не убивал.
— Да ты что мне тут динаму крутишь, пидрила?
Не убивал? Да тут на тебя столько всего, что хватит, чтобы тебя на зоне двадцать лет харили паровозом, козлодой!
— Я не убивал… — бесцветным голосом повторил Илья.
— Ну
Свиридов-младший молчал: он был парализован ужасом.
Майор скривился и снял трубку:
— Савин? Этого, который щас у меня — в тринадцатую. Да, к уркам. Да.
…Их было четверо. Они неподвижно лежали на нарах, и только через минуту после того, как ошеломленного, помятого, взъерошенного Илюху впихнули в зловонную камеру, один из них, здоровяк с рассеченным лицом и толстенной красной шеей, приподнялся и, прищурившись, посмотрел на Свиридова-младшего.
— А, Машку привели, — усмехнулся он и словно бы нехотя спрыгнул на пол.
Это был детина с бульдожьей харей типичного уголовника. По степени татуированности кожных покровов он не уступал какому-нибудь маорийскому вождю с новозеландского острова Ика-на-Мауи: наколками были испещрены плечи, грудь, руки, пальцы, и даже на шее красовалось нечто вроде наполовину вынутого из ножен кинжала.
— Говорят, ты, друг, тут по «мокрухе» прописан, — сказал второй, существо неопределенного пола с острым носиком и маленькими крысиными глазками. — Жену замочил, так, да? Нехорошо это.
— Да зачехли ты базар, Крыс, — буркнул татуированный здоровяк. — Чего с Машкой пить? Ишь какие булки раскатал, падла. Зажирел.
И он, протянув руку, хлопнул Илюху пониже спины.
Тот попятился к стене и, прислонившись к ней спиной, вцепился ногтями в холодный мокрый бетон.
— Да не парься ты, слышь, — сказал Илье третий и медленно приблизился к нему. — Кабан этот.., он фишки совсем не сечет.
Этот третий был самого зловещего вида: синее, болезненное, небритое лицо, выбитый левый глаз, зубы через один. На своем тощем кадыкастом горле он держал костлявую кисть, больше похожую на куриную лапку, чем на нормальную человеческую руку.
На этой щуплой птичьей лапке не хватало двух пальцев.
— Уткнись, Кабан.
Татуированный, по всей видимости, и носил выразительное погоняло Кабан, потому что при упоминании его заворчал, но от Ильи отошел.
— Вечно этот Осип геморит, бля… — буркнул он, присаживаясь на нары.
— Есть хорошая байка, — продолжал тощий, медленно приближаясь к Илюхе. — Прямо про нашего Кабана. Пошел мужик на охоту, взял
Дым рассеивается, кабан стоит жив-здоров и говорит:
— Ну все, мужик, ты попал…
И тощий осклабился, показав редкие желтые зубы, отчего Илью передернуло от отвращения. А второй раз его передернуло уже от ужаса, потому что в протянутой к нему искалеченной птичьей лапке возле своего горла — он увидел острую заточку…
Глава 4ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ НОМЕРА ТРИНАДЦАТЬ
— А куда вы велели отвезти Илью? — спросил Свиридов, косясь на рослого охранника, сидящего между ним и заместителем министра иностранных дел.
— Его отвезли пока что в следственный изолятор. Пока допрашивают.
— Надеюсь, никаких экспериментов вроде подсадок в камеру с уголовниками?
Ковалев чуть повернул голову и ответил:
— Они не посмеют. Хоть он и обвинен в убийстве, он все-таки муж моей дочери. Так что будьте спокойны за своего братца.., до поры до времени.
Влад кивнул.
— Так.., в каком клубе вы оставили Фокина? — угрюмо спросил Ковалев.
— В «Ариэле». И, судя по всему, он до сих пор должен быть там с Климовым и этим американцем… как его…
— Мистером Джекобом Скоттом? — медленно произнес Ковалев. — С ним? Вы уверены?
— Если бы вы присутствовали на втором и третьем дне свадьбы, то заметили бы, что эти двое от Фокина просто не отлипали.
— Никогда бы не подумал, — задумчиво произнес Владимир Иванович. — Джекоб такой серьезный человек, и вдруг Фокин! Шут гороховый!
— До полной картины обвинения вам осталось только инкриминировать Афанасию организацию татаро-монгольского ига, — сухо проговорил Свиридов. — Впрочем, надеюсь, что сейчас мы все выясним. Если, разумеется, они в «Ариэле». Вообще же Фокин угрожал пойти в «Три обезьяны» или «Центральную станцию» устраивать экзекуции сексуальных меньшинств. Хотя это маловероятно.., стриптиз в «Ариэле» нравился ему куда больше, чем гипотетические разборки с педерастами, которые плавно перетекли бы в драку с охраной. А кстати, — он снова повернулся к Ковалеву, — каким образом вы хотите его арестовывать?
Замминистра не ответил, зато подал голос начальник его охраны:
— Как каким? Самым непосредственным. Наденем наручники, и в машину: воркуй, голубок. А что такое?
Влад поморщился, а потом тихо сказал:
— Поручите это мне. Конечно, наручники на него я надевать не буду, но думаю, что это будет лучше, чем если вы ворветесь туда и будете размахивать оружием.
— Лучше для кого? — сухо спросил Ковалев.
— И для него, и для вас. Вы ведь хорошо прочитали, Владимир Иванович, что такое «Капелла» и на что были способны ее штатные единицы? Я знаю, что говорю.