Подарок из Египта
Шрифт:
— А в стихах ты написать все это сможешь? — спросил Баселида Квинт, когда тот с победным видом улегся на свое место.
— Запросто, — хвастливо ответил Баселид, отхлебывая вино из своего кубка. — Ты же меня знаешь, Квинт, мне это раз плюнуть. Было бы вдохновение, — произнес он многозначительно, намекая на оплату.
— Будет тебе вдохновение, — пообещал Квинт. — Только нужно, чтобы завтра вся сценка была готова.
— Завтра, так завтра. Утром сяду и напишу.
— Зачем тянуть до утра? Иди пиши сейчас. У меня полно свободных комнат.
— Сейчас?! —
— Ну да, сейчас, — настаивал Квинт. — Утром тебе будет не до стихов. Ты же сам мне сегодня говорил, что после попоек блюешь из окна целый день.
Гости засмеялись.
— Я такого не говорил, — упирался Баселид.
Но ему, все же, пришлось покинуть праздничный стол. Квинт распорядился, чтобы рабы отвели его в свободную комнату для гостей и принесли ему туда все письменные принадлежности. Когда Баселид ушел, Квинт подозвал к себе слугу.
— Ты, Луперк, — наказал он слуге, — заглядывай к нему почаще. Если он уснет, то буди его. Знаю я этих поэтов, они только жрать да спать горазды.
Квинт не сомневался, что Баселиду удастся сочинить хорошую сценку в сти-хах. В предстоящих театральных представлениях будут участвовать самые известные комедийные труппы Рима, но Квинт был уверен, что его сценка с крокодилом затмит их всех. От этой мысли у Квинта внутри все пело. Он стал очень разговорчив, со всеми шутил, острил и пил без меры.
Гости пророчили Квинту успех и благосклонность Сеяна. Луций даже согласил-ся погостить у Квинта еще несколько дней, чтобы быть свидетелем его триумфа.
Марк тоже чувствовал себя на высоте. Ведь это он привез крокодила в Рим. Марк заявил, что будет играть в сценке одного из жрецов.
— Тебе-то это зачем? — проговорил Квинт, нахмурясь.
— Как зачем? Просто хочу, и все. Я же уже выступал в театре Марцелла, помнишь? Всем тогда понравилось. Тем более, Сух меня не боится, и я ездить на нем умею.
— Нет, Марк, — сказал Квинт категорично, — на сцене тебе делать нечего. Это позорное занятие. Пусть лучше мои актеры выступают, не отбивай у них хлеб.
— Но это же я привез крокодила! — упорствовал Марк.
— Ну и что?
— А то. Я тоже хочу, чтобы меня Сеян увидел.
— Нужен ты ему триста лет, — усмехнулся Квинт. — Небось перед шлюхами с Субуры хочешь повыделываться? А?
За Марка вступились гости:
— Да пусть Марк выступит, Квинт, — просили они, — может, он прославится.
— Не нужна нам такая слава, — отвечал им Квинт. — Я не хочу, чтобы все кругом говорили, будто Серпроний заставляет своего единственного сына выступать на сцене.
— Но ты же его не заставлял. Мы же знаем, как было дело.
— Действительно, Квинт, — просил за Марка Руф, — Марк столько намучился с этим крокодилом, может же он хоть немного развлечься.
Остальные гости тоже вступились за Марка и совместными усилиями уговори-ли Квинта позволить ему сыграть разок на сцене со своим крокодилом.
Пару лет назад Марк уже играл в театре Марцелла. Труппа Квинта участвовала
Строгость Квинта можно было понять. В Риме ремесло актера считалось презренным и грязным. Однако, несмотря на это, римляне боготворили своих любимцев. Они толпами ходили за прославленными актерами и буквально носили их на руках. Блеск и слава были постоянными спутниками кумиров толпы. Их ста-туи и портреты наводняли весь Рим. Перед ними были открыты любые двери. И да-же император не гнушался их обществом. Некоторым из этих счастливчиков удавалось сколотить миллионные состояния. И все же актер, как бы богат и зна-менит он ни был, уже не мог связать свою судьбу с государственной службой. Для тех, кто запятнал себя сценой, обратного пути не было. Однако актерскую бра-тию это совсем не волновало, потому что основная масса тех, кто посвящал себя сцене, были люди из низов или провинциалы со всех концов империи. К власти они не рвались, и главное, что им было нужно, — это деньги.
А вот родовитым римлянам, тем, кто лелеял мечту о жреческом сане или о карь-ере военного, мараться сценой было недопустимо. Цензоры без внимания это не оставляли, и можно было запросто лишиться не только сенаторского или всаднического сословия, но и потерять гражданство. Конечно, Марку, если он несколько раз выступит на сцене, это не грозило. Во-первых, у Квинта были в сенате влия-тельные заступники, а во-вторых, на баловство молодых людей из богатых семейств (а именно так это воспринималось в высшем обществе) цензоры смотрели сквозь пальцы. Квинт опасался другого: как бы его недруги не усмотрели в этом повод позлословить над ним. Теперь, когда Квинт, можно сказать, стоял на пороге сената, любая оплошность могла стоить ему сенаторской тоги. Поэтому он так настороженно относился ко всему, что могло повредить его планам.
А Марку хотелось просто покрасоваться перед друзьями. Ох, как они будут ему завидовать, если выступление пройдет успешно. А оно обязательно пройдет успешно. По-другому и быть не может. За свою роль Марк не волновался. Ведь артис-тических способностей ему было не занимать. В бытность свою школьником он любил участвовать в домашних спектаклях и достаточно поднаторел в этом де-ле. На сцене он чувствовал себя уверенно и свободно.
— Марк тебя не подведет, — сказал Порций Квинту. — Я все не забуду, как он играл Амура, когда еще был пацаном. У него тогда хорошо получалось.
— Сыграть Амура любой дурак сможет, — сказал Квинт, — машешь себе крыльями да из лука стрелы пускаешь, а вот жреца… Ты, Марк, сможешь жреца сыграть?
— Конечно, смогу, — уверенно ответил Марк. — Что там его играть. Я же и царей играл, и полководцев.
— Это было давно. Ты уже, наверное, разучился. Ты вон возьми Рахонтепа в учите-ля, потренируйся с ним. Пусть он тебе покажет, как надо играть жреца.
— А кто у тебя, Квинт, будет жен играть? — спросил Луций. — Вот кому потренироваться надо.