Подарок крестного
Шрифт:
Иоанна необычайно порадовала эта потеха: медленно проходил он меж рядами своих приближенных, взирая на лица, готовящиеся принять позор, и вслед за тем, как только поворачивался он спиной к наказуемому, следовал первый удар.
Дойдя примерно до середины, Иоанн вдруг замер – один из бояр не поднимал лица на государя, несмотря на окрики и не менее действенные понукания плетью со стороны стражи. Иван Васильевич, не встретив вдруг обычного подобострастия, решил взглянуть на смельчака: взяв его за вихор, повернул непокорную башку к себе лицом.
– Ба, Михайло, а ты-то тут как оказался? – узнав в нем друга детства, воскликнул Иоанн.
Михайло, не зная, что последует дальше, молча взирал на Иоанна.
– Стража, развязать его, – приказал государь. – Отправить в Кремль, накормить и всячески ублажать. – Скоро прибуду, – уже обращаясь к Шорину, ответил Иван Васильевич и продолжил досмотр забавного, как ему казалось, зрелища.
Шорин, после нескольких дней воздержания от пищи плотно поевший, почувствовал себя дурно, и когда государь вернулся, насытившись созерцанием позора своих ближних, Михайло был невменяем. Видя, что другу совсем не до рассказов о случившемся, Иоанн велел заботиться о Шорине, и заранее разрешив ему делать, что душе угодно, занялся уже своими заботами.
Пришедший в себя Михайло, воспользовавшись государевым позволением делать что пожелается, так и поступил. Как только смог он оправиться, бежал из Кремля что было мочи, только пыль из-под копыт летела.
Челядь, встретившая прилетевшего, словно вихрь, всадника, едва узнала в нем своего боярина, так сильно подурнел он от переживаний, причем его изменили муки не столько телесные, сколько душевные. И хотя Михайло был единственный, кто удостоился милости Иоанна, и с ним государь обошелся как нельзя лучше, Шорин все же наконец заметил произошедшую в царе перемену. С тех пор искра жуткого подозрения поселилась в душе Михаила, разрушая его спокойствие и как друга, и как россиянина.
К великому облегчению Михаила, от Машеньки скрыли, что боярин пропал без вести, сказав, что государь прямо из Кремля выехал с каким-то поручением, потому не успев даже заехать в терем; ни о чем не беспокоившаяся Машутка потихоньку поправилась, но все еще была слаба.
Узнав о ее почти полном выздоровлении, Михайло впервые за последние дни чему-то порадовался. Иоанн пока оставил своего друга в покое, и вновь потекли тихие дни и бурные ночи вместе с ненаглядной Машенькой.
Однако и это счастье не было долгим. Среди ночи на Михаила вдруг ни с того ни с сего накатила такая жгучая волна беспокойства и страха, что понял он, все ужасы еще только начинаются.
ГЛАВА 24
То ли горе Иоанна было непосильным, то ли просто прошла пора в его жизни быть великим государем, но с тех пор бесчинствам царя не было предела. Несмотря на то что Иоанн искренне любил супругу, подзуживаемый быстро нашедшимися утешителями, через восемь дней после кончины Анастасии согласился с предложением бояр, святителей, да и самого митрополита искать себе невесту. Раздав по церквам и бедным богатую милостыню в память по усопшей, государь восемнадцатого августа объявил о своем намерении жениться на сестре короля польского.
Однако сватовство не состоялось: послы, отправленные государем в Вильну, вернулись ни с чем. Хотя и говорили они о мире, о желании Иоанна быть зятем королю польскому, Сигизмунд, уверенный в необходимости войны за Ливонию, считал бесполезным свойство с Иоанном.
Иоанн, затаив злобу и на то, что отказали ему в сватовстве, и на самого Сигизмунда, решил мстить, но мысли о женитьбе не оставил. По примеру древних князей, решил он тогда искать себе другой невесты в землях азиатских. Как раз один из знатных черкесских владетелей, Темрюк, имел красивую дочь, и царь пожелал ее видеть в Москве. Девица и впрямь была хороша, потому понравилась Иоанну, и прежде крестив черкешенку и дав ей христианское имя Мария, двадцать первого августа митрополит освятил государев брак.
Не то чтобы Михайло осуждал государя, но его брак показался Шорину дурным предзнаменованием. Оженившись на девицах с одним и тем же именем, ни тот, ни другой не были долго счастливы. Вот и сейчас, думая о том, что его возлюбленная и нынешняя супруга Иоанна наречены одним и тем же именем, Михаилу показалось, что судьба опять приготовила им горькое зелье…
Однако женившись, царь ненадолго попритих: по всей видимости, новые впечатления оказали на него благотворное действие. Михайло вновь появлялся в Кремле без страха, беседовал с Иоанном, хотя и не так откровенно, как прежде, наконец поделился своим нежданно-негаданно свалившимся на голову счастьем. Иван Васильевич поддержал друга, сказав, что, по совести, ему и раньше не нравился выбор Михаила, и, в свою очередь, разоткровенничавшись с Михаилом, тоже признался, что любит свою новую супругу.
Иоанн в эти дни стал постоянно зазывать к себе Михаила, и тот с радостью соглашался. Придя как-то вечерком к царю, Шорин застал его не одного – Ивану Васильевичу захотелось познакомить друга с новой государыней.
Мария, которую впервые так близко видел Михайло, и впрямь была красива. Михайло даже удивился некоторому ее сходству со своей зазнобой – она тоже была высока, стройна, тот же цвет очей и так же изогнуты брови. Однако, как и в жестких курчавых волосах, во всем ее облике, на взгляд Михаила, не хватало небольшой мягкости; все казалось ему, что в тонких ее чертах затаилась какая-то дикость, и Шорин поймал себя на мысли, что, должно быть, государыня злобного нрава.
Однако черкешенская княжна оказалась вовсе не такой уж дикаркой, и вскоре, с позволения государя, стала принимать участие в их беседах. А беседы эти вошли в обыкновение, и частенько государь стал приводить с собой Марию Темрюковну.
Заметив как-то на себе нескромный взгляд, вовсе не полагающийся отпускать мужней жене, а тем более, супруге государя, Михайло попытался избегать этих встреч, да не тут-то было. Иоанн, в очередной раз дозвав к себе Шорина, отчитал его, словно мальчонку:
– Негоже, Михайло, от меня бегать. Неужто я тебе когда дурного чего сделал? Неужто когда зла желал? Или тебя мое внимание тяготит? Так ведь всегда дружба наша обоюдною была, ужели ты от своего друга отвернуться решил?
Шорина испугали эти слова: мало ли что еще могли наговорить государю, могут и в измене заподозрить. И, выбирая из двух зол меньшее, Михайло все-таки решил продолжать вечерние беседы, потому отвечал Иоанну:
– Да что ты, Иван Васильевич, и с чего только тебе такое покажется? Когда ж это бегать я стал? Всегда покорным слугою и товарищем тебе я был, отчего же сейчас мне меняться?
– А где ж ты вчера пропадал, когда я людей за тобой прислал? Говорил, что Марья твоя приболела, хотел ей лекаря привести, а ее живой-здоровой в храме видели?