Подарок на Рождество. 25 счастливых дней
Шрифт:
Освободившись от мучившей невысказанности, Анна Георгиевна вытащила баночку йогурта и мастерски сорвала крышку. Ира вздохнула и с тоской посмотрела в окно – шел мокрый снег, сугробы на крышах были похожи на размокший картон.
Прошло два месяца с тех пор, как Ира вернулась, и за это время ничего в ее жизни не изменилось. Коллеги Валеры пригласили их на юбилей, куда Ира наденет умопомрачительный костюм, купленный в Риме. Пара модных вещиц да глянцевые фотографии – это, пожалуй, все, что напоминает об Италии. А рядом с обрезанной косой в платяном шкафу лежит маленький клочок бумаги с несколькими цифрами и именем Леонардо.
19 декабря.
Эфир имени меня
Мягкие губчатые наушники отрезают от меня все привычные звуки – хлопанье нашей разболтанной двери, звон чашек, перебранку звукорежиссера с помощником. Дверь студии захлопнулась с алчностью капкана, и через широкое стекло я вижу задумчивое лицо звукорежиссера Леши Жукова. Но что мне на него любоваться! Взгляд движется дальше, за его спину, где в большое голое окно вплывает поздний зимний рассвет. Краски наступающего утра так неожиданны, так ярки. Я вещаю в пустоту эфира, и мне иногда кажется, что голос мой растворяется в космосе. Только звонки радиослушателей дают мне понять, что я еще здесь, на Земле, и что меня еще кто-то слышит.
Смена обещает быть тяжелой, в Москве лютует эпидемия гриппа, скосившая половину персонала нашей радиостанции «Мечта». Последней жертвой инфекции стал администратор сегодняшней смены, так что мы должны обойтись без него. С утра я столкнулась с чихающим помощником «звуковика» Петей Мальцевым, поглощающим из чудовищных размеров кружки чай с коньяком.
– Я лечусь, врачи советуют, всю заразу убивает, – авторитетно объяснил он мне.
Лекарство подействовало, и Петя безмятежно заснул в кресле.
Леша делает мне отчаянные знаки, он не может найти диск для концерта по заявкам. Я бросаюсь ему на помощь, лихорадочно перебирая коробки, и случайно наталкиваюсь на этот диск – на нем стоит пустой бокал из-под Петиного «лекарства». Сам Петя сладко почивает.
– Да проснись же ты! – свирепею я. – Работы невпроворот, а он дрыхнет!
– Я болен, – невнятно бормочет Петя, – прошу меня не трогать.
Сегодня в эфире грипп становится темой номер один, нам без конца звонят с просьбой передать пожелания выздоровления знакомым и друзьям, страдающим от мерзкого недуга. Через звуконепроницаемое стекло я вижу, как Леша борется с Петей за его разум, вырывая из рук бутылку коньяка, которым тот собрался продолжить «лечение». Мне ничего не слышно, но по характеру эмоций я вижу, что борьба происходит не на жизнь, а на смерть. Леша запускает рекламу, я вываливаюсь из студии, Петя обиженно обжигается пустым горячим чаем и мотает головой. Для прочистки мозгов я выдавливаю ему в чашку свой лимон.
– Две секунды, – предостерегает меня Леша.
Я снова в эфире. В два часа ведущие программы «Опера и мы» один за другим отказываются прийти на передачу. Причина все та же – болезнь.
– Кто же будет вести сегодня? – чуть не плачу я в телефонную трубку и заставляю Лешу искать оперные записи.
Звонит телефон, останавливая стремительный
– Танюша, – слышу я недовольный голос, – вы что, сегодня с ума сошли? Что это за эфир? При чем тут грипп? Где все?!
Я стараюсь как можно вежливее объяснить всю ситуацию, и мой горестный рассказ о злодейском гриппе пронимает его.
– Что же мы будем сегодня давать, а? – недоумевает продюсер.
– А вы пригласите Лисенко, может, он нам что-нибудь расскажет, – я не могу удержать язвительного тона.
– Лисенко? – переспрашивает он. – А что, это идея!
Никто уже не может вспомнить, кто первый привел Лисенко к нам на радиостанцию. Он начал с простых утренних репортажей о народной жизни в стране, потом получил программу и незаметно, тихой сапой, раскрутился вовсю. Музыкальное направление нашей радиостанции кардинально изменилось – фольклорная музыка затопила весь эфир.
– Что это? – ругался наш продюсер. – В самое лучшее эфирное время какая-то «Семеновна», один фольклор, мы целевую аудиторию так распугаем!
Но Лисенко удержался на плаву, более того, получил еще одну программу. Не было часа, чтобы в эфире не звучал голос Лисенко вживую или в записи. А когда Лисенко нужен тонущей в волнах инфекции радиостанции, как спасательный круг, его не оказывается дома!
– Пять секунд, – бесстрастно заявляет Леша.
Я снова в эфире. Прерываемая рекламой чаще, чем нужно (вот радость для рекламодателей!), программа тяжело катится к концу. Вырываюсь на свободу, сейчас придет замена. Петя остекленело глядит в чашку, он гадает на кофейной гуще.
– Ерунда какая! – ругается он и мотает головой.
– Петя, дружок, – как можно ласковее прошу его, – сбегай вниз, сейчас придут победители викторины за призами.
Петя переваривает мою просьбу и милостиво кивает, а я пододвигаю ему коробку с видеокассетами.
– Только, – на лбу у Пети прорезаются морщины, – внизу холодно.
– А ты оденься потеплее, – сладко советую ему.
Бренча кассетами, обмотав вокруг шеи длинный, как у Айседоры Дункан, шарф, Петя уходит. Я заполняю гонорарные листы, замечая, что сегодня состоялся «эфир имени меня».
Бросив взгляд в окно, замечаю, что пошел снег – большие, мохнатые хлопья падают на город, словно кто-то наверху действительно выбивает снежные перины. Еще немного – и я свободна!
– Танька! – С грохотом распахивается дверь, распугивая мои мысли. – Подмена не придет, она заболела!
Душа уходит в пятки: Андрей не дождется меня и уйдет! Праздничное настроение потухает, я снова сижу в душной, подслеповатой комнате, насыщенной запахами растворимого кофе и коньяка. Ручка вываливается из моих рук.
– Где Лисенко? – спокойно спрашиваю я, словно ничего не случилось.
– Едет, – лаконично отзывается Петя, теребя кисти своего шарфа. – Тебе помочь, Танюш?
– Что же мне теперь, сказки читать, что ли? – со стоном говорю я. – Сказки? Где моя сумка?
Из сумки вытаскиваю «Дары волхвов» – купила племяннице на Новый год. Надо же, как подгадала!
– Леша, ищи что-нибудь лирическое! Петька, за мной – будем читать по очереди!
И Петр Мальцев плетется за мной в студию. Наушники. Музыка. Чайковский. Начали!