Подчинение
Шрифт:
Моя кожа бледная от недостатка солнца. Под глазами темные мешки. Щеки провисают от недоедания. Естественно красные губы, не нуждающиеся в губной помаде, сейчас же бледно серые.
Блеск в глазах потух, сменившись безжизненностью.
Внутри меня вспыхивает гнев. Всё это из-за него. Он сделал меня такой. Благодаря нему я столь неузнаваема. Поворачиваюсь боком, чтобы посмотреть на себя в профиль. Я такая худая, боюсь, что, подуй ветер, и меня унесет.
Стоунхарт морил меня голодом, лишил меня всего, и у него еще хватает наглости называть меня убогой?
"Успокойся,
– Не реагируй на его слова. Он специально провоцирует тебя".
Я разжимаю кулаки, иначе у меня бы пошла кровь. Голос прав. Я ничего не добьюсь, отвечая ему таким образом.
Мне нужно держать свои эмоции в узде. Но я не забуду того, что он сделал. Я отомщу, опустив Стоунхарта на самое дно.
Я выхожу из комнаты. У меня нет настроения для макияжа.
Кроме того, я хочу, чтобы у меня были средства защиты в случае, если Стоунхарт откажется от своих слов. Он сказал, что у меня есть семь дней. Если он нарушит свое обещание и придет раньше, он не найдет женщину, выглядящую лучше всех.
Я иду обратно в комнату с колонной. Я решила назвать её солярием, пока была в ванной. Всё же лучше, чем тюрьма.
Из моего горла вырывается звук раздражения, когда я думаю над термином "тюрьма". Я пообещала себе, что не имею никакого отношения к этому имуществу.
Дело не в том, что я пытаюсь обманывать себя. Я хочу избежать использования этого термина для достижения своей цели.
У заключенного нет цели. У заключенного нет права выбора.
Но, с другой стороны, наложница. У нее всегда есть выбор.
По правде говоря, лучше уничтожить что-то или в данном случае кого-то, чем узнать всё?
У Стоунхарта есть свои собственные причины, чтобы удерживать меня здесь. Подозреваю, они куда глубже, чем его низменные желания.
Но у меня тоже есть свои причины для пребывания здесь.
Дура! Не думай, что ты сможешь просто взять и уйти!
Качаю головой, пытаясь заглушить этот голос. Единственный способ сохранить здравый рассудок, единственный способ иметь хоть какую-то видимость контроля - это заставить себя поверить, что я здесь по своим собственным причинам. Если я действительно хочу разрушить Стоунхарт Индастриз, а также мужчину в его главе, я должна быть умной. Мне нужно рассчитать время. Расположить его к себе, показав себя слабой и безвредной, никаких угроз. Нужно заставить думать его, будто бы он победил.
Снизив бдительность...эта мышка превратится в гадюку.
Довольная своим планом нападения я прохожу по солярию и исследую территории за пределами других картин.
Следующей я нахожу гостиную. Здесь есть небольшой письменный стол и стул, а также запертая дверь, которая по всей видимости отслеживается с другой стороны. Я записываю свои пожелания на завтрак и подкладываю под дверь, как и сказал Стоунхарт.
Я иду обратно и подхожу к последней картине. Каким же должно быть был архитектор, спрятав дверные проемы за этими произведениями искусства. Судя по структуре, они были построены недавно.
Открываю защелку, даже не зная, чего ожидать внутри. Мои глаза широко открываются, я даже забываю, как дышать. За третьей картиной находится самая большая комната из всех. На самом деле, по размерам она смогла бы посоперничать с моей квартирой в Пало-Альто.
Вхожу внутрь и смотрю в недоумении. Это шкаф. Полностью укомплектованный, гигантский шкаф. Здесь так много одежды, как будто бы ты гуляешь по Нордстром. Одна стена отведена под обувь. Здесь есть и туфли-лодочки, и сандали, и каблуки, и сапоги. Полуботинки, на танкетке и платформе, из богатой кожи или на меху.
Я беру одну пару наугад и одеваю. Идеально подходят.
Я вижу стойку одежды, спрятанную в углу. Сбросив полотенце, я хватаю первое, что мне попадается под руку. Подношу к телу роскошную ткань и вдыхаю аромат чистой, новой одежды.
Впервые за долгое время я чувствую себя комфортно и уютно. Прогуливаюсь по остальным стойкам. Блузки, пиджаки, юбки, платья, чулки, шарфы и миллион других предметов одежды.
Всё это для меня.
Вдруг я чувствую, как подступает тошнота. Шкаф имеет лишь один выход. Сюда можно попасть только из солярия. Это означает, что все эти вещи были здесь до того, как меня привезли сюда.
Святое дерьмо! Как долго Стоунхарт планировал мое похищение?
Холодный пот скатывается по мне. Помощница Стоунхарта сказала, что искала меня, когда звонила. Я думала она имела в виду тот день, но, что если поиски заняли недели? Или даже месяцы?
Одежда лишь подтверждает, что я - не случайная жертва. Нет, я застряла в паутине Стоунхарта.
Но почему я? Я сломала голову, но так и не нашла ответа. Какой интерес может быть у такого человека, как Стоунхарт?
У меня нет семьи, кроме моей матери, но я уже давно не разговаривала с ней. У меня нет ни сестер, ни братьев, ни кузенов, ни дальних родственников. У меня даже нет парня! По меркам Стоунхарта я должна быть полностью безымянна.
Но это не так. Зачем? Как? Когда он впервые заинтересовался мной?
Понятия не имею. Но клянусь, я узнаю.
Я возвращаюсь. Одежда представляет для меня загадку. Но есть одна вещь, которую я имею в достатке. Это время. Достаточно времени, чтобы найти ответы.
Еще одна мысль поражает меня, когда я выхожу из комнаты. Никакого белья. Еще одна причуда моего похитителя.
Глава 4
На следующее утро я просыпаюсь с восходом солнца. Ощущение теплых лучей у себя на лице после двухнедельного нахождения в темноте просто нереальное. Масса эмоций вскипает внутри меня: радость, недоверие и волнение.
Через несколько минут я встаю и иду в гостиную, следуя на запах еды, где нахожу щедрые порции всего того, что попросила. Я несу тарелки обратно в солярий, сев рядом с окном, и завтракаю, наслаждаясь красивым видом океана.
Закончив есть, я приношу из ванной полотенце и ложусь на него, чтобы позагорать. В конце сентября солнце не настолько палящее, как пару недель назад. Но я хочу получить как можно больше витамина D, насколько это возможно. Это занятие всегда поднимает настроение.
Лежа на солнце, я думаю о том, как многое изменилось, когда я подписала контракт. Может быть и прошло всего-то два дня с тех пор, как меня вытащили из предсмертного состояния, но я чувствую, что сформировалась, как женщина.