Подъем и падение Запада
Шрифт:
Создается «неомперское» видение, оставляющее за Соединенными Штатами право определять в глобальном масштабе стандарт поведения, возникающие угрозы, необходимость использования силы и способ достижения справедливости. В такой проекции суверенность становится абсолютной для Америки по мере того, как она все более обуславливается для стран, которые бросают вызов стандартам внутреннего и внешнего поведения Вашингтона. Такое видение мира делает необходимым — по крайней мере в глазах его приверженцев — видеть новый и апокалиптический характер современных террористических угроз и обеспечить беспрецедентное глобальное доминирование Америки. Радикальные стратегические идеи и импульсы, как это ни странно, могут изменить современный мировой порядок так, как того не смогло сделать окончание «холодной войны» [383] .
383
Ikenberry J. America's Imperial Ambition («Foreign Affairs», September-October 2002, p. 47).
«Мыслительные
Самое большое превращение произошло со словом «империя». Несколько лет (даже месяцев) тому назад очень немногие осмелились бы (1) произнести это слово; (2) придать этому термину позитивный смысл. В конце лета 2001 г., готовя свою книгу к печати профессор, Э. Басевич, за плечами которого военная карьера, написал название: «Необходимая нация». Но уже к осени 2002 г. книга готовилась к печати в Гарвардском университетском издании под более точным названием «Американская империя». Об американских командующих под разными широтами говорится как о «проконсулах», а «обязательства» и угрозы Америки находят обильные аналогии с прежними мировыми империями. Вашингтон устанавливает правила, которым с неизбежностью подчиняется весь мир. И особо подчеркивается, что только сама Америка способна сделать эти правила дееспособными и обязательными для всего мира. К примеру, речь открыто идет о превентивных военных акциях, скажем, против Ирака — соответствует или не соответствует это нормам ООН, оказывается, не так уж и важно.
384
Boot M. The Savage Wars of Peace. Small Wars and the Rise, of American Power. New York: Basic Books, 2002, p. 14.
«Особенность нашей империи, — пишет Э. Басевич, — заключается в том, что мы предпочитаем право доступа и возможность оказывать воздействие непосредственному владению. Наша империя является как бы «неформальной», состоящей не из сателлитов и владений, а из номинально равных друг другу стран. Главенствуя в империи, мы предпочитаем пользоваться нашей властью не непосредственно, а через промежуточные институты, в которых Соединенные Штаты играют преобладающую роль, но не осуществляют неприкрытый откровенный прямой контроль (например, Организация Североатлантического договора, Совет Безопасности ООН, Международный Валютный Фонд, Мировой Банк) [385] . В военных делах Америка предпочитает «соблазн принуждению».
385
Bacevich A. New Rome, New Jerusalem («Wilson Quarterly», Summer 2002, p. 50).
Все это означает, что Америка действует самостоятельно и без оглядки на других. Международные соглашения типа «протокола Киото» являются жертвами представления о неподсудности американцев никому, кроме собственных национальных учреждений. Сенат США отверг, в частности, не ратифицировал «Ковенант экономических и социальных прав», «Конвенцию искоренения дискриминации в отношении женщин», «Конвенцию прав детей», участие в «Международном уголовном суде». (Даже в высшей степени лояльные к американцам англичане с великим сожалением говорят о том, что «жаль, если Америка не участвует в Международном уголовном суде. Военная власть необходима для проведения международной политики». И приходят к заключению «Исключение делается для сильных» [386] ). При голосовании против «протокола Киото» вместе с президентом Бушем выступили 95 американских сенаторов. Многие проводят линию на наличие в американской истории давней и неистребимой традиции «американской исключительности». Гарвардский профессор Э. Моравчик склонен отбросить сложные объяснения и обратиться к более простым: Америка, стабильная демократическая, идеологически консервативная и политически децентрализованная, является сверхдержавой и может обходить обязательные для всех правила и законы [387] .
386
«Economist», June 29-July 5 (A Survey of America's World Role, p. 23).
387
Moravcsik A. Multilateralism and US Foreign Policy. New York: Lynne Rienner Publishers, 2001.
Империя
После целого десятилетия осторожного словесного манипулирования в необычайно короткое время — за несколько месяцев после сентября 2001 г. — в американском общественном лексиконе созданы новые аксиомы политической корректности. Даже самые осторожные среди
Империя — это форма правления, когда главенствующая страна определяет внешнюю и, частично, внутреннюю политику всех других стран. Кто будет спорить, что современная индустриальная Америка не похожа на аграрный Рим античности? Но оба центра стали осуществлять обе указанные функции. А осуществление обеих этих функций неизбежно ставит задачу создания иерархического порядка, системы организованного подчинения. И опыт истории неизбежно предлагает известные формы соподчинения.
Непосредственные предтечи еще испытывали внутреннее ограничение при сравнении с империями. Многие американцы и сейчас еще испытывают дискомфорт, когда их роль в мире определяется как имперская. Соблазн легализации термина «империя» казался им порочным (хотя односторонность и гегемония сумели войти в оборот) — они склонны были видеть в глобальной экспансии «манифест дестини» своего рода божественное предназначение, а не имперский подъем.
Вакуум словесного определения помогли заполнить американские историки, указавшие на то, что империю особого типа пытались создать уже организаторы первых поселений на американской земле. Со времен пилигримов, считавших себя избранными людьми Бога, чьей миссией в этом мире является построение нового общества — модели для всего человечества, исходит миф об американской исключительности. На борту корабля, стоявшего на рейде Бостона, первый губернатор Массачусетса Джон Уинтроп сделал в 1630 г. знаменитое определение страны (которую еще предстояло населить, создать и развить) для остального человечества:« Город на холме», идеал человеческого развития и общежития. «И если мы не сможем сделать этот город маяком для всего человечества и фальшь покроет наши отношения с Богом, проклятие падет на наши головы».
Мессианское рвение с тех пор очевидным образом проходит сквозь все течение американской истории. Отцы-основатели американской республики истово верили, что новорожденная страна, эта, по их выражению, «растущая империя», явит собой образец для всего человечества. Александр Гамильтон в первом же параграфе «Федералиста» назвал Америку «самой интересной империей в мире». Томас Джефферсон говорил об «империи свободы». Джеймс Медисон пишет в 1786 г. о задаче «расширить пространство великой, уважаемой и процветающей империи» [388] . Успех Америки в «строительстве континентальной империи прочно укрепило американскую уверенность в том, что Америка всегда может рассчитывать на полную свободу действий. Гордость за свои ценности и идеалы убедила американцев в том, что они всегда правы» [389] . Великий американский писатель Герман Мелвилл размышлял в 1850 г.: «Мы, американцы, — особенный, избранный народ, Израиль нашего времени. Мы несем на себе бремя свободы мира» [390] .
388
цит по; chace j Imperial America and the Common Interest («World Policy Journal», Winter 2002, p. 19).
389
Hirsh M. Bush and the World («Foreign Affairs», September/October 2002, p. 23).
390
Melville H. White Jacket. New York, 1850, ch. 36.
Вначале это были отвлеченные мечтания. Но с освоением континента, выходом на первую позицию в мировой экономике глобальная претензия начинает подтягиваться к реальности. На волне победы адмирала Дьюи над испанским флотом первую волну строителей империи возглавил президент Теодор Рузвельт. Отнятые у Испании Филиппины вопреки обещаниям не получили независимость, а стали американской колонией. Ставший осенью 1898 г. государственным секретарем Джон Хэй поставил задачу христианизации 1200 островов Филиппинского архипелага. Америка превратилась в мировую державу, и решение международных проблем без ее участия стало практически невозможным.
В январе 1900 г. на подиум сената поднялся сенатор от Индианы Альберт Беверидж, и Америка услышала голос, позвавший ее к мировому могуществу. «Внутренние улучшения были главной чертой первого столетия нашего развития; владение и развитие других земель будет доминирующей чертой нашего второго столетия... Изо всей расы Бог избрал американский народ как свою избранную нацию для конечного похода и возрождения мира. Это божественная миссия Америки, она принесет нам все доходы, всю славу, все возможное человеческое счастье. Мы — опекуны мирового прогресса, хранители справедливого мира... Что скажет о нас история? Скажет ли она, что мы не оправдали высочайшего доверия, оставили дикость ее собственной участи, пустыню — знойным ветрам, забыли долг, отказались от славы, впали в скептицизм и растерялись? Или что мы твердо взяли руль, направляя самую гордую, самую чистую, способную расу истории, идущую благо родным путем?.. Попросим же Господа отвратить нас от любви к мамоне и комфорту, портящими нашу кровь, чтобы нам хватило мужества пролить эту кровь за флаг и имперскую судьбу».