Подкидыш для хулигана
Шрифт:
ГЛАВА 4
ЛЁША
Волнуюсь, как придурок, непонятно с чего. И сам не верю, что ввязался во все это. Наверное, из принципа и из-за Стаса. Старший товарищ, который, как уверял отец, на меня плохо влияет. Знал бы батя, что пока я по ночной Москве гонял, Стас занимался детскими болячками. У мелкой то зубы резались, то температура, то еще какая-то фигня…
Телефон просигналил о сообщении, и я хмыкнул, прочитав его. Ну Пчелка моя, будто я поверю, что ты отца притащишь. Помню я, как он мне уши пытался открутить!
Но
— Вот черт, – буркнул себе под нос, жалея, что приперся в джинсах.
Но рубашку-то надел! Белую, между прочим! И джинсы почти не драные, да и кроссы приличные, не с Алиэкспресса.
— Так вот ты какой… женишок, – хмыкнул Виктор Сергеевич. — Ну-ка, пойдем, поговорим. По-родственному.
— Папа…
— Не папкай. Иди постой где-нибудь, носик припудри, – бросил Пчелкин-старший Пчелкиной-младшей. А затем обратил свое внимание на меня: — Я уж думал, что ты мою девочку развел.
— В смысле?
— В смысле, что она приедет в ЗАГС, а ты – нет.
Это почему он так думал? У нас же уговор с Таней!
— Но раз явился, это уже хорошо. Маленький плюс к карме. А вот то, что так одет, и без цветов – это плохо, – начал выговаривать Виктор. — Нужно было по-людски все делать. Чтобы нормальное знакомство с родителями, ресторан, праздник с фотографом. А вы учудили.
— Вы о чем сейчас…
— Любишь мою дочь? – Виктор схватил меня за плечо, и я с трудом удержался, чтобы не двинуть ему в челюсть – условный рефлекс, чтоб его. — Если любишь, то женитесь. А если блажь, то я Таню заберу, и дома запру.
Хм, супер, блин. Пчелкина зачем-то наплела своему папашке про нашу великую любовь, и стоит сейчас, корчит виноватые рожицы. Все же, милая она. И платье это еще… у няни шкатулка была музыкальная, и Пчелка сейчас на ту балерину похожа, которая под «К Элизе» танцевала в этой шкатулке. Красивая такая… так, о чем я вообще думаю?!
— Люблю! – выпалил я, отчего-то стесняясь этого слова. — Люблю вашу Таню.
А теперь отстань от меня по-братски, мужик. Я итак на нервяках, как самый настоящий жених. Будто реальная свадьба, а не фикция. Блин, надо было реально цветы купить, и костюм надеть.
— Допустим, любишь, – хмыкнул Виктор. — Обижать не будешь?
— Нет, конечно. Когда это я ее обижал? – возмутился я, и сдулся под насмешливым взглядом папы Пчелки. — Да ладно вам, я ребенком был.
— Не таким уж ты был ребенком. Ну да ладно. Обидишь ее – прибью, – прорычал он. — Тане итак досталось. Она думает, что я не понимаю. А я все понимаю, просто справиться с собой не могу… да не будем об этом. В общем, за дочь я тебя порву. Изменишь ей, предашь – мало тебе не покажется, ясно?
— Ясно, – ошалело пробормотал я, переваривая эту вспышку. — Это все вопросы? Нам с Таней нужно еще заявление заполнить, уже пора идти.
— Последний вопрос. Ты хоть что-то умеешь делать хорошо? – изогнул бровь Виктор Сергеевич. — Не девчонок задирать, не болтать попусту, а именно делать? Руками?
Блин, Средневековье подъехало. Окей, Бумер. Я вкусно режу колбасу. Руками! Чуть не заржал с этого вопроса, чесслово.
— Мне нужно знать, что ты хоть что-то из себя представляешь, мальчик. А не просто с папкой и мамкой жил, и завтракал икрой да трюфелями.
— Я… ну я в походы ходить люблю, на сплавы, на рыбалки. Выживать умею в экстремальных условиях, – начал перечислять я, раз уж это так важно Пчелкиному бате. — В армии отслужил, хотя могли отмазать. Резьбой по дереву увлекался раньше, шкатулки делал разные. Не такой уж я белоручка, если вы об этом.
— Об этом, – кивнул Виктор. — Ладно, парень. Женитесь, если так приперло. Но вот, что я скажу: чтобы сегодня же подарил Тане самый шикарный букет роз. Она обычные любит, красные, пахучие. И на завтра назначай встречу с родителями. Нам всем нужно познакомиться. А если я замечу на лице дочки грусть – урою! – ласково пропел мужик, и похлопал меня по плечу. — Ну, чего стоим? Таня там заждалась.
Дурдом какой-то! Я развернулся, и почти подбежал к Пчелке. Теперь я понимаю, почему многие так не хотят жениться – попробуй, выдержи этот цирк с конями!
ТАНЯ
Мы с мажором стоим в зале регистраций, и я только сейчас понимаю, что вляпалась по уши.
Разве Горин не справился бы без меня? И разве мы с папой не справились бы без него?! Но поздно страдать, ведь заявления написаны, наскоро завизированы, и даже наши «да» работница ЗАГСа получила. Уверенное «да» от Горина, и мое. Тихое, смущенное.
Все ведь решили, что я по залету. Даже папа, я уверена в этом. А у меня в жизни ничего, кроме пары поцелуев и не было, да и те лучше не вспоминать. Фильм «Пила» и то был романтичнее.
— Объявляю вас мужем и женой! – торжественно пропела женщина в платье из штор. — Жених, можете поцеловать невесту.
— Кхе-кхе, – кашлянул папа, стоящий позади меня, и мажор вздрогнул.
Бросил на меня обвиняющий взгляд. Вот собака! Еще и целуй его после всего. Приперся, одетый как в универ некоторые стесняются ходить. Несчастный букетик цветов зажилил, еще и зыркает. Будто я не папу привела, а директрису нашей школы, обещавшую спалить здание, если еще хоть раз нога Горина ступит в него.
— Целуй давай, – прошипела я, и подставила ему щеку. — Ну!
— Ну раз ты настаиваешь, – хмыкнул мажор, обхватил мое лицо ладонями, и…
Поцеловал! И не в щеку, которую я ему подставляла, а в губы. Нет, ну какой же он нахал, и… как же он целуется, о Боже мой! Чуть шершавые пальцы оглаживают мои щеки, а губы, показавшиеся жесткими, целуют на удивление нежно. Так нежно, что ноги подгибаются, и, кажется, каждый в зале слышит, как бьется мое сердце.
На миг кажется, что это – самый романтичный момент в моей жизни. Я в белом платье, надетом лишь в пику Горину, и он. Леша. Подумаешь, в джинсах и кроссовках. Подумаешь, придурок, каких еще поискать. Подумаешь…