Подкидыш для хулигана
Шрифт:
Малышка заревела в голос, не дождавшись моего ответа.
Это у всех детей такие перемены в настроении? То смеются, то плачут, то… черт, ну я и кретин. Марьяна проснулась утром, я выдернул ее из кровати, и увез в другой дом, из которого ее тоже забрали. Марьяна ничего про Стаса не знает. Я врал ей, что он уехал, психолог про небеса твердила. Разумеется, она плачет. Плачет так, что хочется и убежать отсюда, и обнять ее, успокоить.
Что я и сделал. Вернее, попытался. Подошел, поднял ребенка на руки, и прижал к себе. А что сказать
— Леш, что случилось? – испуганно спросила Таня, которая именно в этот момент вошла в игровую комнату с пакетом и игрушкой в руке.
— Марьяна узнала про Стаса. Про своего папу.
— Боже, – вздохнула Таня, подошла к нам, и обняла. И меня, и Марьяну.
ТАНЯ
Весь день я злилась на Горина.
Нет, это вообще нормально? Доставал меня всю жизнь, вел себя, как редкостный гад, а тут вдруг здрасьте. Ты мне нравишься, давай встречаться!
Будь это вчера, я бы поверила, и понимание этой своей глупости злит еще больше.
Все зло от мужиков!
Я приехала к Марьяне, по пути купив игрушку и вкусностей, чтобы она угостила подруг. Вошла в игровую, на которую мне указала воспитательница, и застала рыдающую малышку у Горина на руках.
И у Леши такое бестолковое выражение лица при этом.
Но от плача Марьяны сердце кровью обливается. Очень уж он горький. Так дети плачут не из-за того, что им игрушку отказались купить, а от горя.
— Леш, что случилось? – спросила я, не на шутку испугавшись.
— Марьяна узнала про Стаса. Про своего папу, – пояснил Горин, и я охнула.
Бедная девочка.
— Боже, – ноги сами понесли меня к Леше с Марьяной, и я не нашла ничего лучше, чем обнять их.
Уткнулась носом в чуть подрагивающую голову девочки, и прижалась губами. Малышка яблочным шампунем пахнет, солнечная такая. Нельзя детям страдать, неправильно это. Когда взрослеем, мы через многое проходим – черные и белые полосы сменяют друг друга, иногда затягиваясь.
Но пятилетние дети должны этому миру радоваться, а не слезами давиться. Иначе что это за мир такой?!
— Тань, что делать? – в ужасе прошептал Горин, то поглаживая Марьяну по худеньким плечикам, то похлопывая. — Что ей сказать-то?
Я растерянно посмотрела на парня, и увидела в его глазах отражение своей растерянности. Мы оба ни разу не психологи. И детей нет ни у кого из нас. Я утешала капризничавших малышей, но это не тот случай.
Наверное, сделать можно лишь одно – обнять крепче, и дать выплакаться.
— Дай ее мне, – я обхватила девочку, прижала к себе, и начала укачивать, как младенца.
Вряд ли пятилетняя малышка осознает, что такое смерть. Я в свои двадцать-то не до конца это понимаю. Но Марьяна четко понимает, что папу своего больше не увидит. Папу, по которому успела соскучиться, и встречи с которым ждала. Вот и выплескивает свою боль, которая во мне отдается.
Всей душой захотелось оградить Марьяну от всех бед. Пообещать все, что она захочет. Поклясться. Наверное, это невыполнимые обещания, но именно это я и сделала. Просто ходила с ней по игровой, и шептала, что все будет хорошо, что все наладится.
— Твой папа бы не хотел, чтобы ты грустила, – шепнула я жмущейся ко мне малышке. — Поплачь, а потом вспоминай его с улыбкой.
— Он хороший. Я л-люблю его, – всхлипнула Марьяна, и начала затихать.
Устала плакать. Надеюсь, ей хоть немного легче стало. Дети ведь быстро забывают свои беды, может, и Марьяна забудет?!
— Спасибо, Пчелка, – Леша провел по волосам, приглаживая их, и Марьяна потянулась к нему.
Я передала девочку обратно Горину, и он сел с ней на стул, то и дело поглядывая, плачет она, или нет.
— Марьяш, я игрушку и вкусняшки привезла, – вспомнила я, поднимая пакет. — С друзьями только поделись.
Поставила пакет на стул, а игрушку положила на стол, достав из упаковки. Марьяна не начала прыгать от радости, но все же, на подарок поглядывала с любопытством. А я достала из сумки салфетку, и подошла к Горину с Марьяной.
— Давай вытрем слезки, – я промокнула пухлые щечки Марьяны, и она шмыгнула носом. — И высморкаемся, – прижала салфетку к ее носу. — А теперь улыбнемся.
Марьяна послушно улыбнулась, и я легонько ущипнула ее за кончик носа, от чего она уже искренне рассмеялась.
— Наверное, надо поговорить, да? Объяснить все? – Горин кивнул на девочку, увлеченно вертящую размалеванную, но модную куклу в руках.
— Мне кажется, не сегодня. Нужно поскорее ее забрать.
— Завтра, – Горин нахмурился, подошел ко мне, и прошептал: — Завтра похороны Стаса. Все это затянулось, а сегодня мне сообщили об этом. Тань, что с Марьяной делать? Брать ее?
Я абсолютно без понятия.
Мне было шесть, когда бабушки не стало. Отец отвез меня к своему другу, у которого трое детей, и мы веселились. Я потом уже узнала, что бабушка нас покинула, и долго на папу обижалась, что он не дал мне с ней попрощаться. Но с другой стороны, маленького ребенка это может здорово напугать. Каково это, видеть, как самого близкого человека навсегда отнимают? Это может окончательно разрушить итак нелегкое детство Марьяны.
— Я не знаю, что решить. Вроде надо взять ее. По такому поводу, я уверен, нам позволят забрать мелкую на один день. Но блин, мне так жаль ее.
Леша думает о том же, о чем думаю и я. И, кажется, мы оба склоняемся к одному решению.
— Мы с тобой сами сходим. Марьяна пусть запомнит отца живым, – сказала я, и Леша облегченно кивнул.
Может, психолог бы нас за такое отругал. Говорят же, что нужно встречаться с бедами лицом к лицу, и преодолевать их. И каждый заслуживает того, чтобы попрощаться с любимым человеком. Если мы с Лешей не правы, пусть это будет на нашей совести, но травмировать Марьяну еще больше я не хочу.