Подкова на счастье
Шрифт:
19. ДЕТИ ПОДЗЕМЕЛЬЯ
Когда огни мотоциклов растаяли в ночи, Тимка ощутил себя редкостно неуютно. Город продолжал глухо шуметь, светили огни, но там, где стояли Найдён и Тим, царила темнота, из которой выпячивались монстрами остатки неких конструкций. Совсем рядом неприязненно как-то ворчала речка.
— Где мы? — осмелился спросить Тимка. Найдён с коротким зевком ответил:
— Речка — Саженка. А вообще тут развалины завода грампластинок. Знаешь, что это такое?
— В смысле, виниловые диски здесь делали? — Тимка огляделся ещё раз, уже скорей с интересом. — А мы зачем сюда?
— Заночуем, — ответил Найдён, разворачиваясь. — Шагай за мной. Видишь чтонибудь?
Тимка хотел огрызнуться, что в такой темноте… и вдруг сообразил, что видит! Не так чтобы хорошо, но темнота словно бы расступилась, разошлась, и предметы стали вырисовываться чётче.
— Вижу! — удивлённо выпалил он. — Правда вижу!
— Ну и отлично, — не стал особо восхищаться Найдён. — Тогда за мной. И осторожней, ноги не переломай… и шею.
Предупреждение было не лишним. Может, это и был брошенный завод, н ос тех пор, как его бросили, тут не раз и не два погуляли и любители ничейного добра и просто любители покрушить чтонибудь. О надписях, украшавших стены, и говорить было нечего. Написанные поанглийски (с ошибками!) матерные выражения были самым безобидным.
Однаку, у того места, где Найдён повернул под просевший свод, Тимка увидел — во всю выщербленную панель:
— и это уже не выглядело просто дурью. А ниже — вот странность! — Тимка различил чёрнобелый, отпечатанный на принтере плакат — и в том, что он располагался рядом со знаком свастики, до странности не было ничего несовместимого на сегодняшний день…
Тимка задержался и прочитал это вслух — негромко, но отчётливо:
Проснись, Россия…Родина-мать зовёт…И следом за Найденном ступил на бетонную лестницу, уводившую куда-то вниз. Тут стало видно хуже, не очень помогало даже неожиданно открывшееся ночное зрение. И Тимка прямотаки вздрогнул, когда увидел впереди колеблющийся огонь костра — сквозь какое-то сплетение арматуры с повисшими на ней кусками бетона.
Очевидно, и Найдён не ожидал тут увидеть ничего подобного, потому что остановился, как вкопанный — и Тимка услышал его еле слышный шёпот: для самого же Найдёна, ни к кому не обращённый:
— Это ещё что за… новости?
Он сделал несколько осторожных шагов. Тимка опомнился только когда понял: он сам тоже двигается — бесшумно, забирая чуть влево от Найдёна, чтобы не мешать ему действовать правой рукой и в то же время прикрыть его левый бок. Найдён не доставал оружия, но Тимка ощущал боевую напружиненность, как перед дракой.
Они подошли к расчищенному коридору, и Найдён, остановившись, указал подбородком под ноги. Там, на уровне щиколоток, проходила почти незаметная на фоне пыли проволочка. Тимка, бросив быстрый взгляд вокруг, понял, что её обрыв вызовет падение висящего под потолком «ежа» из арматурных прутьев — килограмм сто весом, не меньше. По спине прокрался холодок…
…Около импривизированного топчана из ящиков, накрытого какими-то одеялами и вообще тряпьём, горел костёр — небольшой, но бездымный и яркий. На ещё одном ящике стоял древний проигрыватель и стопкой лежали пластинки. На огне булькала большая банка, пахло чем-то условно съедобным. На топчане сидели двое, и костёр маскировал их лица бегучими тенями. Но было ясно, что это девочка и маленький — лет 6–8 — мальчик, прислонившийся к ней. А через секунду Тимка услышал голос девочки — тихий и нежный:
— воот… А дорога широкаяширокая, и по бокам — деревья, деревья, идти не жарко совсем даже в самый солнечный день. И есть скамьи, а возле них — фонтанчики с водой. И дома… Там живут очень хорошие, добрые люди…
— А злые? — послышался голос мальчика, немного сонный… или усталый? — А если они придут и всё отберут?
— Не придут, — девчонка погладила мальчика по волосам, и он прижался к ней плотнее. — Добрые — это не значит, что слабые. Если кто попробует сделать зло — ему сразу говорят: «Уходи.» А если он не хочет или таких приходит много — то собираются все мужчины и защищают свою страну. И ещё ни разу не было, чтобы они не смогли её защитить… Ни разу они не дали в обиду свои семьи…
— А эти люди — русские? — спросил мальчик. — А то вдруг мы придём, а они нас прогонят… как тогда…
— Они русские, — тихо сказала девочка. — И они никогда не прогонят тех, кто приходит к ним с добром. А ведь мы добрые?
— Добрые, — серьёзно кивнул мальчик и подсунул голову под локоть девчонке. — А поставь ту пластинку…
— Толик, ночь, нельзя… — попробовала возразить она, но мальчик взял её за руку обеими ладошками и попросил:
— Тихотихо…
— Ну ладно, только тихо и её одну, — сдалась девочка и, дотянвшись, покрутила какую-то ручку и положила на диск проигрывателя пластинку, матово блеснувшую в свете костра. Что-то ещё сделала — и Тимка вздрогнул от неожиданно раздавшегося женского голоса — через лёгкую хрипотцу старой пластинки, невесть как сохранившейся тут…
— Жажда уставших коней — да утолится зерном…Жажда сожжённых полей — да утолится посевом,Да осенит тишина сердца, разорённые страхом и гневом,Как осеняют берёзы отеческий дом…Слёзы горячие наши да одолеют броню,Души незрячие наши да сподобятся вечного света…Не погуби, пощади, возлюби человек человека И простится тебе на земле, и воздастся в раю…Жажда уставших коней — да утолится зерном…Жажда сожжённых полей — да утолится посевом,Да осенит тишина сердца, разорённые страхом и гневом,Как осеняют берёзы отеческий дом…И Тимка вдруг со странной дрожью услышал, как мальчишка подпевает — тихонько, но стройным голоском:
— Слёзы горячие наши лягут росой на луга,Лягут росой на луга — высоко поднимутся травы…И зарастут пепелища, и закроются раны…И простит нам обиду душа в небесах…И простит нам обиду душа в небесах…(1)Тимка искоса посмотрел на Найдёна — тот стоял неподвижно, глядя расширенными глазами. Губы старшего мальчишки шевелились — он то ли знал слова и про себя повторял их, то ли просто что-то шептал неслышно… Но песня кончилась — и Найдён, аккуратно перешагнув через проволочку (Тимка сделал то же секундой позже, с опаской), вошёл в это небольшое помещение, где горел костёр.