Подкова на счастье

Мартынов Александр Игоревич

— Ничего себе этюды, парой слов разогнать митинг… — Тимка присел на траву. — Есть охота.

— Поголодаем… Смотри.

На противоположном берегу стояли ментовская машина, скорая помощь, небольшая группка любопытных. Двое ментов вытаскивали баграми из реки полиэтиленовый мешок, положили на траву. Один распорол полиэтилен — Тимка различил человеческую голову со слипшимися волосами…

— Ещё одна ночь минула без происшествий, — серьёзно сказал Найдён.

— Трупы?! — вырвалось у Тимки. Найдён кивнул, пихнул младшего мальчишку ногой:

— Подъём, пора…

…До самого вечера мальчишки были на ногах. Тимка одурел от усталости (не столько физической, сколько моральной, что ли?), голода и обилия впечатлений, в основном — тяжёлых. Казалось, что город кишит беспризорными мальчишками и девчонками. Они таскали грузы на рынке и у магазинов. Они торговали друг другом на бензозаправках и мыли машины на стоянках. Они покуривали возле памятников и плескались в реке на замусоренных пляжиках. Они шли, бежали, стояли, сидели, лежали, смеялись, плакали, дрались… С некоторыми Найдён разговаривал. Пару раз заходил в какие-то подвалы или на чердаки, оставляя "на стрёме" Тимку. Пару раз мальчишки перетаскивали какие-то сумки. Пару раз убегали от Ментов. И около семи вечера Тимка устало опустился на лавочку возле памятника героям Великой Отечественной. Посмотрел на него снизу вверх — у молодого солдата было печальное лицо. Что ж; Тимка его понимал. Он ощущал себя так, словно его пожевали нечищеными зубами и выплюнули. Даже голод притупился.

— Держи, — Тимка увидел перед своим носом тарелку с шашлыком. Найдён сел рядом, скинул кроссовки, поставил на колено вторую.

— Откуда?! — Тим захлебнулся слюной.

— От него, — Найдён указал на торговца-кавказца, раскинувшего павильончик неподалёку. Тот помахал мальчишкам, иТим подозрительно спросил:

— А что ему надо?

— Да ничего, — пожал плечами Найдён и, видя растерянность Тимки, засмеялся: — Ты только не начни думать, что они все сволочи, есть у некоторых наших такая заморочка в мозгах. Просто хороший человек, точно тебе говорю. И шашлык не из собачины, ешь давай.

Но Тимка уже урчал над кусками мяса — немного недожаренного, с кетчупом и луком. Давясь, он сказал:

— Ну и денёк… Сколько же тут беспризорных?!

— Не так уж много, — Найдён облизал пальцы в очередной раз. — Около пяти тысяч. По сравнению с Москвой и Питером… или даже с Омском или Новосибирском — ерунда, там десятки тысяч… О, кто к нам идёт!

Тимка было опасливо вскинулся, но увидел вчерашнего уличного певца. Он шагал по аллее, держа гитару на груди. Поравнялся с торговцем, махнул рукой:

— Э, гамарджоба, читогурито!

— Пашол ты, — дружелюбно ответил торговец. — Шашилик будэш?

— Потом, всё потом, я ещё работать не начал… — певец присел рядом с мальчишками, бухнул к ногам каску, подмигнул им… и безо всякого предупреждения запел, молниеносно приведя гитару в боевую готовность:

— Усталые пальцы не чувствуют боли,По струнам холоденым скользят…Уже две недели, как не был он в школе И домой возвращаться нельзя…Играет мальчишка на старенькой скрипке,Но в музыке слышат не все,Что снег на ресницах — холодный и липкий,А руки замёрзли совсем.Мальчишка играет… Играет Вивальди…Что город подарит взамен?Лишь пару монеток на скользком асфальтеДа холод бесчувственных стен…Играет мальчишка мелодию летаПонятно, что вьюга так зла.В роскошных витринах всегда много света,Но в них не бывает тепла!А он и не ждёт ничего от прохожих118.Пускай себе дальше спешат…Не может мальчишка замёрзнуть… Не должен!Его согревает Душа…(1)

Оказалось, что уже собралась небольшая толпа — ещё какие-то беспризорники, просто мальчишки, молодые парни, мужики, женщины, пара стариков… Тимке показалось, что взгляд солдатапамятника потеплел…хотя этого, конечно, не могло быть. А гитарист кивнул всем окружающим, как добрым знакомым и сказал:

— А это я посвящаю моим старым знакомым. Они знают.

Степь под копыта бросит ковёр ковыля,Примет убитых в добрые руки земля,Там, на дороге — пепел оставших костров,Древние Боги помнят забытую кровь.Нам на ладони чертит грядущее рок.Серые кони, серый усталый клинок.Там, за порогом — ветра нездешнего вихрь.Древние Боги в нашей смеются крови.Там, за закатом — лица, года, города…Счастье Проклятых дорогой зовётся всегда.Только немногим душу согреет звезда,Снова вернёмся — сюда мы вернёмся… когда?Скрипнут колёса древней телеги времён.Что-то вернётся, что-то — растает, как сон…Песня тревоги… Знаки судьбы на крыле…Древние Боги с нами идут по земле.Степь под копыта бросит ковёр ковыля,Тех, что убиты, снова отпустит земля.Древнего рога звоном поднимутся вновьДревние Боги — Вера, Надежда, Любовь!(2)

Тимка покосился на Найдёна, взглядом спросил: "О нас. " Найдён прикрыл глаза. А из толпы кто-то попросил:

— Слушай, давай "Шаолиньскую походную"!

— Да за ради бога! — охотно отозвался тот, перебирая струны.

Шёл монах за подаяньем, И стоит монах весь драный,Нёс в руках горшок с геранью, И болят на сердце раны,В сумке сутру махаянью И щемит от горя прана,И на шее — пять прыщей. И в желудке — ничего.Повстречался с пьяной дрянью, И теперь в одежде рванойТот облил монаха бранью, Не добраться до нирваныОтобрал горшок с геранью из-за пьяного болвана,И оставил без вещей. Хинаяна мать его!И монах решил покаместОбратиться к Бодхидхарме,Чтоб пожалиться пахануНа злосчастную судьбуИ сказать, что, если ДхармаНе спасёт его от хама _

1. К осжалению, я слышал эту песню от людей, не знающих, кто её автор. Прошу прощенья…

2. Стихи Н. Никитиной.

То видал он эту кармуВ чёрном поясе в гробу!И сказал Дамо: "Монахи!"Патриархи в потных рясах!Ни к чему нам охиахи,Хватит дрыхнуть на матрасах!А нужны руками махиЭй, бритоголовых массыТем, кто с ними не знаком!Все вставайте, от и до!Пусть дрожат злодеи в страхе,Тот, чья морда станет красной,Мажут сопли по рубахе,Станет красным не напрасно,Кончат жизнь они на плахеНе от водки и от мяса,Под буддистским кулаком!А от праведных трудов!Лупит палкой тощий старецВосемь тигров, девять пьяниц,Эй, засранециностранец,Приезжай в наш монастырь!Выкинь свой дорожный ранец,Подключайся в общий танец,Треснись, варвар, лбом о сланец,Выйди в стойку и застынь!Бьёт ладонью черепицу!У кого духовный голодКоль монах намерн спиться —Входит в образ богомола,Крошит гальку кулаком!И дуэтом или солоА приспичит утопиться —Точит острые ножи!Схватит боевую спицу,Кто душой и телом молод,Ткнёт во вражью ягодицу —Тот хватает серп и молот,И с хандрою незнаком!Враг зарезан, враг расколот,Враг бежит, бежит, бежит!Шёл монах за подаяньем,Нёс в руках горшок с геранью,В сумке — палку с острой гранью,Цеп железный и клевец.Повстречался с пьяной дрянью,Ухватил за шею дланью,Оторвал башку бараньюТут и сказочке конец!(1)

— Хорошо спето, — одобрил, вставая, Найдён.

— Да и сделано неплохо, — ответил певец, усмехаясь.

— Пошли, — кивнул Найдён Тимке, который намеревался уже слушать дальше — благо, продолжение концерта явно намечалось.

Они отошли шагов на сто, когда Тим опомнился:

— А куда мы идём ночевать? Туда же, где… ну, Толька с сестрой?

— Нет, — покачал головой Найдён, — в другое место. Шагай живей, нам вставать рано.

21 УЛИЧНЫЕ СОЛДАТЫ

(продолжение)

Подвальчик был непрезентабельный — так, спуск вниз под жестяной наклонной крышей. но вход в подвал украшала надпись с гербом:

1. Стихи Г. О. Хаксли. (переводные)

— Нам сюда, — кивнул Найдён. Тимка поднял бровь:

— Ты уверен? Это не цыганята с ножами…

Около входа стояли и о чём-то разговаривали человек пять молодых мужиков — лет по 25 в полувоенном и трое крепких пацанов одного с Тимкой возраст тоже одетых в камуфляжи.