Подлинная история 'Зеленых музыкантов'
Шрифт:
Личности все эти были в основном вида холеного, вальяжного, большей частию с трубками, фильтрованными сигаретами (540). Кто в добротном габардиновом костюме, кто в замшевой куртке и джинсах, попадались и косовороточники в смазных сапогах, но все равно было видно - личности. С седыми шевелюрами и без оных, толстенькие и тощенькие, красивые и безобразные - все они показались Ивану Иванычу до боли в глазах знакомыми (541), а только он почему-то не мог их назвать поименно (542). Они держались уверенно, помогая себе балансировать в пространстве зарубежными и отечественного производства авторучками и пишущими машинками (543). Некоторые плясали грациозно (544), другие неуклюже, пока еще поглядывая вниз. А внизу, насколько глаз охватит, - бесконечная, безобразно расползшаяся грязная лужа гнусного серого цвета (545).
– Это что?
– испуганно спросил Иван Иваныч.
– Дерьмо (546), - весело ответил Голос.
– Господи!
– сказал Иван Иваныч (547).
– Ну так что?
– ласково спросил Голос.
– Хочешь у меня на ниточках-канатиках плясать на разноопасной высоте (548)?
– А зачем?
– спросил Иван Иваныч (549).
– Как зачем?
– удивился Голос.
– Будешь всю жизнь плясать на желтых, красных, синих, белых ниточках-канатиках. Плясать, кланяться, улыбаться, варьировать (550) и плясать, плясать, плясать!..
– Но зачем (551)?
– А вот уж не знаю, - неуверенно сказал Голос.
– Там... Там, наверное, хорошо, - вслух размышлял он (552).
– Ну и плясать, плясать, плясать, а потом что?
– А потом - что потом (553)? Выпляшешь на одной ниточке положенный по уму срок, выше поднимешься (554), предварительно отдохнув на площадочке. Видишь площадочку?
Иван Иваныч пригляделся. Разглядел и площадочку. Маленькая такая площадочка, где нитки крепятся (555).
– Тут, конечно, тоже немного подплясывать надо. Но заметь - здесь посвободнее, зона отдыха, так сказать (556)...
Действительно, и там кое-кто находился. Шевелили ногами с громадным выражением собственного достоинства (557).
– Ну, а дальше, дальше?
– А дальше - все выше, и выше, и выше (558).
– Так, а цель-то какая, цель, где она?
– Ха! Чем выше, тем она толще, устойчивей, эта ниточка-канатик. Там, к верхотуре ближе, и плясать-то одно удовольствие (559)! Тротуар!
И ведь опять, действительно, - ближе к верхотуре, там уж, действительно, оказывались скорее, собственно, канатики, чем ниточки. Там люди разгуливали степенно (560), группками (561) и лишь изредка вздрыгивали ножками, сохраняя равновесие (562). Высота все-таки!
– Нет, но - цель, цель! Конечный итог. Должна же какая-то быть во всем этом цель, итог (563)?
– Итог? Вот он - СИЯЮЩАЯ ВЫСШАЯ СФЕРА!
И Голос указал (564) на СИЯЮЩУЮ ВЫСШУЮ СФЕРУ. Была она, эта сфера, конечно, тоже в виде каната, но такого широкого да такого удобного, что люди там просто уж даже и не плясали, и не ходили, а натурально блаженствовали (565). Лица их хранили суровую печать мудрости, достоинства и благородства (566), а пиджаки были все сплошь разукрашены значками и отличиями (567). Правда, головы у них сильно тряслись и глаза потухли (568) - не то что у нижних плясунов. У тех зрачки сияли нестерпимым волчьим светом (569).
– Ну, хочешь принять участие в аттракционе?
– искушал (570) Голос.
– Оно, конечно, и охота, - рассудительно сказал Иван Иваныч.
– А вот что, если сорвешься? Тогда что (571)?
– А тогда - туда!
– радостно ухмыльнулся Голос.
– Куда туда?
– В дерьмо (572), - сочувственно (573) сказал Голос.
– Ну, нет, нет! Я не хочу!
– решительно отказался Иван Иваныч (574).
– Эх ты, дурачок! Смотри, значки-то какие! Ни у кого в мире нет таких красивых значков (575)! Да как уютно там, покойно (576)!
– пел Голос.
– Сказано тебе - не хочу!
– озлился Иван Иваныч (577).
– Ну, не хочешь, так не надо. Всяк сам себе хозяин-барин (578), поскучнел Голос. И тут же снова завопил: - Закрываем-запираем! Прошу публику очистить помещение! Закрываем-запираем! Ниточки-канатики разноцветные, разноопасные! Закрываем-запираем!..
И снова все исчезло. И снова все прежнее: зеленая муть (579), масса, субстанция.
Иван Иваныч заскрипел зубами.
– Ну?
– высунулся (580) Голос.
– Неужели ничего больше нет?!
– простонал Иван Иваныч.
– Неужели это все, что только может быть (581)?
Голос помедлил.
– Есть, почему нет, - глухо сказал он (582), - имеется у нас тут еще один занимательный аттракцион (583). Но - особой популярностью не пользуется, прямо вам скажу... Да и не советую, немного вас зная... Неаппетитное зрелище... Шли бы вы лучше на канатики. Там хоть и сошлепнетесь - дело поправимое: оближетесь и снова наверх (584). А тут процесс необратимый, тут - навсегда (585)...
– Умоляю!
– крикнул (586) Иван Иваныч.
– А я не советую (587).
– Но я умоляю. Мне что, на колени встать (588)?
– Ладно, ладно. Без истерик (589), - сердито сказал Голос.
Вздохнул и торжественно объявил:
– ЗЕЛЕНЫЕ МУЗЫКАНТЫ (590)!
– Что, что?
– встрепенулся Иван Иваныч (591).
– А вот...
– сказал Голос (592).
И зеленая масса окончательно растаяла. И Иван Иваныч замер от ужаса (593).
– Ну как?
– брезгливо сказал Голос.
– Уже струсил? Нет, ты гляди! Ты просил, так гляди, сукин сын (594)!
... Это была (595) какая-то странная, страшная, бесконечная (596), все той же серой омерзительной грязью (597) залитая площадь. Где-то далеко в стороне, за высоким частоколом, порхали в лазоревом небе веселые плясуны (598), а здесь было тускло, мрачно, сжато (599), и собрались тут все (600): и покойная мама (601), и погибший под городом Берлином отец (602), и дедушка-ссыльный (603), и бабушка-учительница, и прадедушка-крестьянин, и другие родственники (604), и другие родные, и другие близкие, земляки мертвые и живые, мужики и бабы (605).
– А ведь это - НАРОД (606), - сказал Голос.
Но Иван Иваныч не слушал, потрясенный (607). Народ. И другие родственники, и другие близкие, земляки - мертвые и живые (608). Вот Достоевский (609), вот Лев Толстой (610) и еще какой-то бородатый (611), вот кудрявый гений в бакенбардах (612), а это - юноша-гвардеец, убитый на Кавказе (613), и автор "Мертвых душ" здесь - в крылатке, с болезненным лицом, хищным птичьим носом (614)... Все! Все! Все (615)! Родственники, родные, земляки - мертвые и живые, близкие... Они стояли по колено в грязи (616) и кротко глядели вперед (617).