Подлинная история 'Зеленых музыкантов'
Шрифт:
– Думаю - поймет, - серьезно (718) сказал Абрам Константинович (719). Я помню этого парня, гулял у него ветерок в голове. Но сейчас - это видно выдержанней стал, серьезнее (720).
– А я так и вообще скажу, - воодушевился Пров Никитич.
– Может, моя мысль тебе (721) покажется несколько крамольной, но, на мой взгляд, - тот не студент и тот не специалист, кто хоть раз в жизни не срывался, кто хоть немножко горюшка-то не хлебнул (722).
– Ну уж тут ты что-то перегибаешь, Пров Никитич. Тут налицо определенный перегиб (723). Тут мы (724) с тобой будем спорить, потому что имеется масса обратных примеров (725), - говорил Абрам Константинович, но тоже чуть-чуточку веселее, чем бы это следовало в данной ситуации (726).
Так, беседуя и немного пикируясь, они зашли в кабинет ректора (727), где Перфильев (728) внимательно выслушал их, тщательно взвестил все "за" и "против", после чего дал приказ о восстановлении студента Ивана Иваныча в институте (729).
И, наверное, действительно был несколько не прав Пров Никитич, утверждая с такой категоричностью (730), что для выковки хорошего специалиста (731) обязательно нужны житейские передряги, и, конечно же, совершенно справедливо указал ему Абрам Константинович на массу обратных примеров (732), но в случае с Иваном Иванычем, как мы это увидим далее (733), прогноз профессора подтвердился полностью (734).
Ибо, пожалуй, со дня своего основания Технологический институт не видел в своих стенах студента более прилежного, чем обновленный Иван Иваныч. Всегда и везде был он теперь в первых рядах: в учебе, спорте, общественной работе. На лекциях, к примеру, он обычно тоже сидел в первом ряду аккуратный, с громадной общей тетрадью, многоцветной шариковой авторучкой. Внимательно все слушал, записывал (735) и, желая дойти в своих знаниях до самой сути (736), нередко ставил преподавателей в тупик своими углубленными вопросами по избранной специальности (737).
Результаты не замедлили сказаться: Иван Иваныч блестяще защитил диплом (738) и как перспективный молодой специалист (739) был оставлен в родном городе (740). А поскольку он еще во время учебы серьезно увлекался социологическими проблемами и Научной Организацией Труда (741), то вскоре и возглавил лабораторию этого профиля на одном из крупных наших заводов (742).
Примечательно, что сам Иван Иваныч редко думает о своей служебной карьере (743), хотя она, как считают осведомленные люди (744), на этом, несомненно, не остановится (745). Что ж - добрые предпосылки к этому есть (746). Ведь именно под руководством Ивана Иваныча, при его непосредственном участии развернулось на заводе движение многостаночников за улучшение интенсивных и экстенсивных показателей использования оборудования (747), получившее ныне весьма широкий отклик (748).
А ведь все началось с мелочи, ерунды, лишний раз подтвердив тем самым мудрый тезис древних, что, чем проще мысль, тем она гениальнее (749). Как-то в понедельник утром, наблюдая (750) за работой ткачих, Иван Иваныч вдруг понял, что если одна ткачиха будет обслуживать не десять, а двадцать станков, то производительность труда вырастет, конечно, не в два раза, но очень и очень высоко (751).
– Это надо посчитать, надо посчитать, - шептал Иван Иваныч (752).
Были посланы хронометристы, тщательно замерившие все операции в поисках резервов, и вскоре одна ткачиха, простая сибирская женщина Клава Артамонова (753), самостоятельно, но под руководством Ивана Иваныча (754) вызвалась работать на двадцати станках и призвала последовать своему примеру других трудящихся.
Женщины сначала сопротивлялись (755), не понимая всей важности нового почина (756). Они кричали (757), что и на десяти-то станках крутятся как белки в колесе, не имея возможности за смену присесть или куда сходить (758). Но практика (759) блестяще опровергла эти (760) разговорчики (761), и они вынуждены были (762) признать свою неправоту. Ныне норма в десять станков вспоминается ими со смехом и шутками (763), потому что все они работают даже и не на двадцати станках, а на пятидесяти. Ибо зачинательница почина Клава Артамонова, первая бросившая вызов старым ритмам труда, окрыленная своим успехом, перешла работать с двадцати станков на тридцать, с тридцати на сорок, а сейчас скакнула и до семидесяти (764)!..
Вот ведь как помог Иван Иваныч и другому человеку раскрыть свои таланты. Смотрите - была неприметная фабричная девчонка Клавка, а ныне стала - передовик, Герой Социалистического Труда Клавдия Федератовна (765) Артамонова (766), непременный член всех президиумов, конференций, школ передового опыта (767)! Страна получает тысячи лишних метров ситца, километры пряжи (768), а всему душой и началом - мысль и разум Ивана Иваныча!
Ну и хватит, пожалуй, о его успехах, потому что хроника наша уже, собственно, идет к концу (769). Вот только расскажу еще немного о личной жизни Ивана Иваныча, ибо, как нам всем хорошо известно (770), личная жизнь нашего человека (771) - это один из краеугольных камней нашей жизни вообще (772).
Естественно, что хоть и встретились они тогда с Людмилой Степановной очень нежно, но были и у них водовороты, камни, подводные течения (773). Особенно в первое время, когда родился, как они его назвали, Алик, Альбертик (774). Иван Иваныч в тот год как раз заканчивал институт, и понятно, что доходы семьи были тогда весьма незначительные: стипендия Ивана Иваныча да то, что он зарабатывал погрузкой и разгрузкой в Речном порту или на мясном холодильнике (775).
Людмилу Степановну это слегка злило. Когда Иван Иваныч, перегруженный занятиями, не мог еще и идти грузить на холодильник (776). Мила тогда кормила Альбертика с ложечки, горюнилась и приговаривала: "Холосенький ты мой! Ты - чей? Ты мой или насего папочки, ученого-перченого (777)?"
Это, в свою очередь, оскорбляло Ивана Иваныча (778). Он расстраивался, не мог сосредоточиться, а иногда даже отшвыривал в сторону нужный учебник, надевал пальто и молча уходил в ночь (779).
Ясно, что последнее вызывало ответную цепную реакцию у Людмилы Степановны (780). И однажды она сбежала, прихватив ребенка, к джазисту (781). Но почему-то довольно быстро оттуда вернулась (782). И хотя Иван Иваныч точно знал, где она провела эту ночь, он ее никогда таким поступком не корил, понимая слабость и роль женщины (783). Тем более, что джазиста вскорости посадили в тюрьму за спекуляцию пакистанскими джинсами (784) и пластинками с записями "Битлз" и "Ролинг стоунз" (785).
Но в урочный час и Людмила Степановна поняла важность выполняемых Иваном Иванычем задач. Это случилось именно тогда, когда его назначили начальником (786). Она тогда тоже возвратилась на работу, в ту самую угловую аптеку, где она служила до замужества и иных своих приключений (787). На работе ее встретили хорошо и вскоре выбрали секретарем первичной комсомольской организации (788), а через год назначили заведующей ручным отделом. Раздобревшая, вальяжная, она спокойно (789) стоит теперь в проеме двери, ведущей во внутренние покои аптеки, и, ослепительно сверкая золотыми зубами (790), с улыбкой смотрит на нас, покупателей (791).