Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
Шрифт:
одного того жгучего, безумного желания передать другим свое чувство, а технические
трудности будут преодолены, уж коли эта вещь наполняет ее сердце, душу, ум.
Однако пока, ей по-прежнему не хватает свободы, вполне обыкновенной, бытовой, то есть
свободы в повседневной жизни: пойти куда угодно, выходить, обедать у себя или в
трактире, гулять пешком в Булонском лесу или сидеть в кафе - ей кажется, что такая
свобода составляет половину таланта и три четверти обыкновенного счастья.
давно забросила свои занятия феминизмом, перестала писать в “Гражданку”, тем не менее
о своей нелегкой женской доле она постоянно вздыхает и по ее выражению, “оплакивает
свой пол”. И вырваться из круга условностей она не может, ибо это означает обречь себя
на пересуды, и окончательно поставить крест на замужестве.
Единственного и великого Бастьен-Лепажа нет в Париже, он в Лондоне, но она имеет
возможность посещать его мастерскую, смотреть его эскизы, которые им показывает его
брат, Эмиль, известный архитектор. Эмиль даже соглашается позировать для Марии и она
рисует его портрет красками и кистями самого великого Жюля Бастьен-Лепажа! Руки у
нее дрожат. Великий и единственный Бастьен-Лепаж! Гений! В моих руках его палитра!
Глава двадцать вторая
ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА ВЫГОДНОГО ЗАМУЖЕСТВА.
МОЛОДЫЕ КНЯЗЬЯ КОЧУБЕИ
Еще 29 августа она стояла на открытом воздухе и писала маленькую фигурку девочки, которая накинула на плечи свою черную юбку и держит раскрытый зонтик. Дождь шел
почти каждый день. Сама запись об этом событии говорит о том, что Мария относилась к
этой картине, как к пустяку, и мечтала о “мысли, выраженной в мраморе”. А между тем, если ее и знают, как художницу, то по этой трогательной картине, ныне хранящейся в
Русском музее. Однако ей ничего не стоит бросить все к чертям собачьим, как только
перед ней встает призрак выгодного замужества.
“Сегодня утром я получила письмо от мамы, которая пишет, что молодые соседки
приезжают гостить на два месяца со своими друзьями и что будут утроены большие
охоты. Она собирается возвращаться назад, но я просила предупредить меня в случае, если... И вот она меня предупреждает. Это вызывает во мне целую бурю сомнений,
неизвестности и замешательства. Если я поеду, моя выставка погибла... Если бы еще я
проработала все лето, я имела бы предлог - желание отдохнуть; но этого не было.
Согласитесь, что это было бы превосходно, но это слишком невероятно. Провести четверо
суток в вагоне железной дороги и пожертвовать работой целого года, чтобы поехать туда, попытаться понравиться и выйти замуж за человека, которого никогда до тех пор не
видела. Разум и его доводы не имеют в этом случае никакого значения... Раз я обсуждаю
эту глупость, я способна сделать ее... Я не знаю, что делать...
Жакоб, которая предсказала мне, что я буду больна”. (Запись от 1 сентября 1882 года.) Запись очень многозначительная. Начнем с того, что приезжают не молодые соседки, а
соседи. Соседки - это для запутывания следов. Соседи же - это молодые князья Кочубеи.
Молодая хищница Башкирцева давно, с момента посещения Диканьки, нацелилась на
богатых наследников, даже никогда их не видев. Да и какая разница, какие они из себя эти
ребята, если они несметно богаты (раз в сто богаче Башкирцевых), молоды и не женаты.
“Согласитесь, что это было бы превосходно”, выйти замуж за одного из них, но это
“слишком невероятно”. Она прекрасно осознает разницу в социальном положении и все
же, как говорят: попытка - не пытка! За двадцать франков гадалка расскажет и пообещает
ей все, что она хочет, гадалка хорошо понимает, что каждая девушка хочет богатого
жениха и не скупится для клиентки на посулы: счастье в замужестве, много денег и
путешествия!
Она срывается и едет в Россию, за счастьем и большими деньгами, как гонялись всегда за
деньгами ее мать и тетя. Тетя Надин, провожающая ее, похоже, уже никогда не ступит
ногой на русскую землю, ее на всю жизнь напугали процессом, и потому остается на
границе, встречает Марию брат Поль, раздобревший русский помещик. На станциях она
делает эскизы, читает Теофиля Готье, уж не его ли книгу о России, смею предположить, потому что собственная страна для нее не более знакома, чем Испании или Италия, и ее
приходится изучать по французским путеводителям. Эту книгу Теофиль Готье составил из
собственных корреспонденций, посылавшихся в парижскую газету “Moniteur Universel” в
1858-1859, а также в 1861 году, и изданную книгой в 1867-м. Может быть, она читает в
поезде о “Пятничных вечерах”, которые устраивало в Петербурге общество художников.
На один из таких вечеров Теофиля Готье пригласил директор Рисовальной школы г-н
Львов.
“В Санкт-Петербурге есть нечто вроде клуба под названием “Пятничные вечера”. Это
общество состоит их художников, которые собираются по пятницам, о чем и говорит
название. Клуб этот не имеет постоянного помещения, и каждый из его членов поочередно
принимает своих собратьев у себя дома...
На длинном столе расставлены колпачки ламп, разложены веленевая бумага или торшон, картоны, карандаши, пастель, акварель, сепи, туши и, как сказал бы господин Скриб, все, что нужно для рисования. У каждого члена общества есть свое место за столом, и он
должен за вечер сделать рисунок, набросок, сепию, эскиз и оставить свое произведение в