Подмастерье палача
Шрифт:
"Этот палача не боится. В чем подвох?".
Пока я удивлялся, Пьер делал заказ.
— Дюжину этих булочек и еще вон те вафли. Два каравая. У меня сегодня гости, Луи.
— Да понял я. Себе ты бы, Монтре, вафли не брал. Хорошо отдохнуть! Как там, на площади, все хорошо прошло?
— Тебе сегодня вечером жена расскажет. Спасибо!
Мы вышли из лавки.
— Можно тебя спросить, мастер?
— Если ты насчет Луи хочешь спросить, то он мой клиент. У него суставы рук сильно болят, а у меня для этого мазь есть хорошая. Еще есть вопросы?
—
— Это для Амелии. У нее с зубами плохо, так что лепешки ей будут в радость.
— А что в них?
Палач уже давно перестал удивляться моим наивным вопросам. Наверно, просто считал меня странным парнем, так как не заметить, что своим мышлением я отличаюсь от других людей, он никак не мог.
— Точно такое же мясо, что и в колбасе, приправленное травами и приправами, только здесь оно растертое в ступке.
О праве палача, один раз в день, прийти на рынок и взять столько продуктов, сколько сможет унести в двух руках, мне уже было известно, и вот теперь я увидел это воочию. Монтре, рассказывая мне о своих привилегиях, при этом добавил, что очень редко пользуется этой возможностью.
— Люди и так мне не рады, так зачем злить их еще больше, — объяснил он мне, почему так делает.
Его объяснения, касавшиеся жизни и быта средневекового человека, по большей части, были мне понятны и мало чем отличались от нужд и желаний человека будущего, но когда он пытался объяснить что-либо, имевшее хоть частично отношение к католической вере, то логика из его слов исчезала напрочь. Церковные догмы напрочь заслоняли Пьеру видение нормального, естественного мира, давая искаженную картину. Кроме этого, мне нередко приходилось слышать от него откровенный бред. Стоило мне как-то услышать от него, что насекомые, плесень, черви, мыши и крысы рождаются сами по себе из земли и гнилья, то я тут же решил, что он так шутит, а когда решил уточнить в чем смысл этого юмора, Монтре обиделся, а затем забросал меня изречениями из трудов античных и средневековых философов и ученых. Больше в таких вопросах я с ним не спорил.
Внутренняя и внешняя политика Франции, география и нации, медицина и история — все эти знания я собирал по крохам, раскладывая по полочкам своей памяти все, до чего мог только дотянуться.
"Повезло мне с Пьером! Ум исследователя. Вот только… — не успел я додумать свою мысль, как Монтре вдруг неожиданно остановился на одной из улочек. Я сразу бросил быстрый и настороженный взгляд по сторонам, так как нервы после сегодняшних событий, были у меня еще на взводе. Не увидев ничего подозрительного, вопросительно посмотрел на палача.
— Там впереди таверна. Зайдешь и спросишь хозяина, затем скажешь ему, что ты от Пьера. Возьмешь пирог с почками, паштет, сыр и вино. Да и скажи ему, чтобы еды дал на большую компанию. Иди.
Переспрашивать и уточнять по поводу его поведения не имело смысла, так как все лежало на поверхности. Сам он, конечно, пойти мог, но зачем пугать клиентов и ломать бизнес? Хозяин даже не скривился, стоило ему услышать, от чьего
Когда мы пришли, нас встретила Амелия с новой девушкой, которую раньше мне не доводилось видеть, а вот Жана, к моему удивлению, не было, хотя у него был нюх на подобные застолья.
"Значит, гуляет в веселой компании, — решил я.
Не успели мы все выложить на стол, как хозяин вдруг неожиданно спросил: — Девочки, ванна готова?
— Да. Водоносы принесли воду и часть ее мы уже согрели. Можно уже купаться. Кто пойдет первым? — лукаво улыбаясь, спросила его Амелия.
— Конечно, мы с тобой, подруга.
Пока я пытался понять, это шутка или нет, они вышли из дома. Как-то я рассказал Пьеру про свой поход в купальню, на что тот только рассмеялся и сказал, что следующий раз у меня будет возможность искупаться в ванне. У него дома был таз, в котором мы мыли лицо и руки, к тому же него была печь, что было для частного дома большой редкостью, так что нагреть воду было несложно, что я и делал изредка. Пока я пытался сообразить, где тут может быть ванна, ко мне подошла миловидная девушка.
— Тебя же, Клод, зовут?
Я кивнул, разглядывая ее. Судя по тонкой, но уже вполне оформившейся, фигуре и юному лицу ей могло быть как пятнадцать, так и восемнадцать лет. Что меня сразу удивило, так это то, что на ее лице не было ни белил, ни краски.
— Угу. А тебя как звать?
— Эмма. Знаешь, как я люблю купаться в горячей воде?! Нет, ты еще не знаешь! Но скоро увидишь! — сходу затараторила она. — Мы с собой принесли ромашковую воду и марсельское мыло. Я тебе нравлюсь?
"Судя по пустой болтовне ей лет пятнадцать, не больше".
— Погоди, девочка. Расскажи, что у мастера за ванна?
— Как, ты не знаешь?! Ты же у него живешь! — девушка округлила от удивления глаза. — Ты действительно странный. Так и Амелия говорит. Хотя она слышала от Пьера, что ты сообразительный малый. А ты и в самом деле, красавчик. Так я тебе нравлюсь?
Ее наивная болтовня помогла мне полностью расслабился, окончательно забыть события сегодняшнего дня, словно не было виселиц и озверевшей толпы.
— Очень.
— Мне многие говорили, что у меня красивая грудь, а один менестрель даже сказал, что у меня задница, как у богини. Грех так говорить, но мне понравилось.
Мне стало смешно, потому что она не играла наивную простушку, а говорила, что думала.
— Я тоже хочу посмотреть на твою божественную задницу.
— Быстрый какой. Успеешь! Так ты совсем не знал о ванне? У него же есть сарайчик за домом, а там стоит большая деревянная бадья, а главное, у Пьера есть печь, на которой можно погреть воду. Это так здорово! Мне как-то довелось быть дома у Жулио Габра, торговца тканями. Ах, какая у него кровать! Мягкое, словно облако! Он, очень богато живет, а печи у него нет. И в городе почти ни у кого нет печи, только у пекарей. Ты это не знал?