Подмастерье палача
Шрифт:
— Ты хочешь сказать, что свои противозаконные речи составлял сам? — я задавал ему вопросы быстро, не давая продумать ответ.
— Да. Да! Я сам!
— Кто тебя прислал?! — в моем голосе громыхнула угроза.
— Я… Я родом из Брюсселя, — ответил он мне.
Его голос звучал как признание, тихо и обреченно, но при этом мне было не понятно, что он хотел этим сказать. Возникшую заминку прервал заместитель прево: — Монах, ты подтверждаешь, что являешься человеком герцога Бургундского?
После короткого молчания, мы услышали его тихое признание: — Да. Я бургундец.
"Ага, — только сейчас сообразил я, — а Брюссель сейчас, значит, в Бургундии. Теперь мне еще и местную
— Антуан, ты молод и красив собой. Перед тобой лежит длинная жизнь, которая будет тебя радовать самыми разными удовольствиями. Зачем тебе их лишаться? Или смерть в страшных мучениях тебе привлекательнее красивых женщин и вина? Но тогда позволь тебя спросить: ради кого ты хочешь обречь себя на жуткие муки? Ради чванливых вельмож и жадных епископов? Да они о тебе даже не знают, а те, кто знает, сразу забудут стоит тебе только попасть в беду. Эти люди тебя просто обманули, мой бедный Антуан Обен, — я прибавил доверительности и жалости в голос, — но наш христианнейший король добр и милостив к заблудшим душам. Прояви искренность, и он даст тебе возможность исправить содеянное зло.
Мне не нужно было видеть лицо монаха, чтобы понять, что он уже проиграл борьбу сам с собой и готов стать предателем. Впрочем, он и не боролся по-настоящему, а всего лишь сделал попытку сыграть в героя. Правда, в последствии, он сможет успокоить свою совесть, говоря себе, что сдался не сразу, что он боролся, но обстоятельства оказались сильнее его.
— Настоятель нашего монастыря ведет тайную переписку с господином Кревкером, бургундским канцлером. Я, и один из наших братьев, его письмоносцы.
— Знает ли настоятель о смысле твоих проповедей?
— Нет. Он бы не разрешил мне так делать, — ответил мне монах. — Это я сам для себя решил, посчитав, что слишком мало делаю для нашего дела.
— Теперь скажи мне имя второго письмоносца.
— Жак Виоль.
— Благодарю тебя, Антуан Обен. Ты сделал правильно, что все рассказал нам, — сказал я, а сам неожиданно для себя выдал сарказм: — Родина тебя не забудет, Иуда".
Отойдя в сторону, тем самым, я предоставив Жильберу продолжать допрос.
Прошло еще около двадцати минут, после чего монаха поставили на ноги, но мешка с головы так и не сняли.
— Мы его забираем, — ответил Жильбер на мой вопросительный взгляд, потом добавил. — Ты нам больше не нужен, Ватель. Можешь идти.
Честно говоря, я был доволен тем, как справился с делом, хотя при этом был вынужден признать, что оно оказалось и не таким уж сложным для меня. Теперь осталось все правильно изложить начальству, именно поэтому я спросил у Гошье:
— Вы сейчас куда?
— Не твое собачье дело! Выходи, нам надо склад закрыть.
Ответ меня удивил. Раз дело сделано, значит, начальство должно получить отчет о проделанной работе. Или тут не так? Я вышел в ночь. Судя по сгустившейся темноте, было около двенадцати часов. У меня за спиной щелкнул замок, солдат закрыл склад. Огляделся: по некоторым признакам понял, что мы находились в районе складов торгового квартала. Вот только куда идти в этом переплетении улиц?
"Пойду за ними, — решил я, вот только здесь Гошье все же сумел мне отомстить. Спустя несколько минут послышалось лошадиное фырканье, легкое ржанье, а затем удалявшийся цокот копыт.
"Ну ты и скотина! У них были лошади! Вот уроды!".
Можно было возмущаться сколько угодно, но вокруг раскинулся уже спящий город, ходила ночная стража, а грабители сторожили запозднившихся гуляк. К тому же я сейчас не находился в жилом квартале, а среди складов, в совершенно безлюдном месте, при этом не имел ни малейшего понятия, куда идти.
Под ногами изредка были слышны шорохи и писк крыс. Я старался идти осторожно, стараясь не наступить в кучу навоза и не привлечь, совершенно ненужного мне внимания, ночной стражи. Мне было известно, что за хождение по городским улицам, ночью, без фонаря, полагался штраф, к тому я прекрасно знал, что собой представляют сержанты. Ребята они грубые и, если им что-то не понравится, могут запросто бока намять. Несмотря на свою осторожность, я все же угодил в ловушку. Правда, за несколько секунд до нападения моих ноздрей коснулся запах перегара и чеснока, заставив меня насторожиться.
"Откуда? Опасность!".
— Смотрите, какая нарядная птичка к нам залетела, — раздался, рядом со мной, чей-то негромкий голос и из темноты дверного проема выступил человек. Краем глаза я отметил еще две темные фигуры, выступившие вперед. Грабитель протянул руку и его жесткие пальцы скомкали ткань дублета у меня на левой стороне груди. Только он успел это сделать, как мозг отдал приказ телу начать работать. Моя правая рука резко взметнулась и рухнула вниз, сбивая руку противника, одновременно тело резко развернулось на сто восемьдесят градусов, давая локтю левой руки "выстрелить" в челюсть грабителя. Он даже не успел вскрикнуть, издав короткий стон, падая на землю. Теперь я стоял лицом перед двумя грабителями, которые ошеломленно замерли, не зная, как реагировать на наглость горожанина, посмевшего оказать им сопротивление. Первым пришел в себя бандит с дубинкой, кинувшийся на меня, но для него, как и его подельника, второй и еще большой неожиданностью стал кинжал, который словно сам собой возник в руке их потенциальной жертвы. Кинжал я достал из сундука, перед тем как уходить и как оказалось, поступил так не зря. Уклонившись от удара, я резко выбросил руку с кинжалом вперед и почувствовал, как клинок входит в упругую человеческую плоть, и сразу быстро отскочил назад. Раненый грабитель глухо застонал, пошатнулся и схватился за левый бок. Дорога была расчищена, и я был готов уносить ноги с места схватки, как прохрипел раненый в бок бандит: — Сиплый, зарежь эту суку. Я его узнал. Это подмастерье палача.
Если несколько секунд назад мы еще могли разойтись, но после этих слов бандиты не оставили мне иного выхода. Оставлять их в живых, значит, заполучить себе врагов на городском дне, но хуже всего, что в городе поползут разные слухи, которые можно использовать против меня. Здесь мне нельзя было оставлять свидетелей.
Не знаю, что сыграло свою роль, мои решительные действия или страх перед палачом, но Сиплый проявил явную нерешительность и страх, что и решило исход нашего поединка, а у грабителя с дубинкой было больше злобы и смелости, но он был ранен и истекал кровью. Уйдя от неловкого замаха, я вонзил ему в горло кинжал. Он еще захрипел, когда я развернувшись, делаю два коротких шага к ворочающемуся на земле телу. Главарь только сейчас пришел в себя и понимает, что его сейчас ждет.
— Красные плащи отомстят… Всех вас… Хр-р-р… — и тело бандита с раздавленным горлом забилось в агонии.
Наклонившись, тщательно вытираю кинжал об его одежду, одновременно прислушиваюсь, процеживая сквозь себя звуки ночного города. Ни услышав ничего подозрительного, выпрямляюсь и торопливо, теперь уже не выбирая места куда ступать, ухожу с места схватки. Мне известно, как действует местное правосудие. Для того чтобы тебя не заподозрили, просто надо уйти как можно дальше от места преступления, и тогда, даже если наткнусь на ночной дозор, смогу сойти за ночного гуляку.