Подменный князь. Дилогия
Шрифт:
Вообще убить надо было с первого удара. Второго шанса охотнику не предоставлялось: раненый медведь еще опаснее просто разъяренного. Хотя уж что может быть опаснее…
Самое сложное в медвежьей охоте — это умение правильно подставить и упереть рогатину. Если она сломается под весом зверя, или треснет, или упадет в сторону — тебе конец. Никакой меч, скорее всего, тебе уже не поможет. Это человека можно убить одним ударом, а медведь гораздо крупнее, и сил у него намного больше.
В Западной Европе для демонстрации смелости и удали проводились
Каждый, но не я. Один раз мне довелось поехать на охоту, и со стороны, издалека, я видел, как справился с медведем Свенельд. Воевода все сделал правильно, но был уже человеком в возрасте и поэтому слегка замешкался при ударе. Вонзил меч он точно зверю в глаз, но тот успел задеть его лапой по левому плечу. Этого было достаточно, чтобы Свенельд до конца зимы не вставал с постели — столько крови он потерял. А попробуйте остановить кровь из глубокой раны в лесу, если у вас нет перевязочных материалов…
А когда в тот раз возвращались в город, я слегка отстал. Лошадь моя шла медленно, и я решил в одиночестве въехать на курган, чтобы оглядеть окрестности. Свенельда увезли, положив поперек седла, а остальные охотники двинулись гуртом.
Снегу на склоне кургана было наметено немного, и опасности застрять не было. Я исполнил свое намерение и осмотрел чудесный вид, открывающийся на окрестности Киева и Днепр, схваченный льдом.
Каждый раз теперь, когда я оставался один, меня охватывало волнение. Может быть, именно сейчас, именно в эту минуту меня заберут отсюда, из этого мира? Я почувствую слабость, как почувствовал тогда в белорусском лесу возле поселка Белыничи, и упаду… А затем очнусь уже совсем в другом времени. В своем двадцать первом веке. Вот было бы хорошо!
А было бы хорошо? Этот вопрос я тоже себе задавал — смущенно и растерянно. Хотел бы я вернуться назад?
Сначала такая возможность представлялась мне счастьем. Потом же, с течением времени моего пребывания здесь, я уже не был так уверен. Я уже привык, у меня появились интересы в этом мире. Например, здесь была Любава… Да и перспектива преодолеть все трудности и крестить Русь — стать Владимиром Святым казалась мне очень привлекательной. Это была задача для настоящего мужчины — трудная и опасная, но и значительная.
«А вернувшись в Москву, я стану снова врачом на «Скорой помощи», — говорил я себе. — Буду оказывать первую помощь, делать уколы и доставлять больных в приемные отделения дежурных больниц. Кого в Чертаново, а кого — в Выхино. Устроит ли это меня теперь? Будет ли интересно? Будет ли удовлетворять меня такое положение в жизни?»
Я сидел на коне, размышляя обо всем этом, и глядел на Днепр, когда вдруг увидел, как ко мне бежит человек. Утопая по колено в снегу, он явно торопился.
Каково же было мое удивление, когда я признал старого знакомого Канателеня.
По зимнему времени
— Измена, князь, — проговорил Канателень, когда приблизился ко мне. — Я хочу предупредить тебя. Тебя хотят убить, великий князь.
Он поминутно озирался по сторонам.
— Никто не должен видеть, что я говорю с тобой, — произнес парень возбужденно. — Если увидят, то поймут…
Канателень жил в доме Свенельда, как я и распорядился. Жаловаться ему было не на что — его одели, обули в лапти и сытно кормили кашами из овса и проса, иногда добавляя свиное сало и курятину. Правда, воевода не допускал Канателеня до себя, но в этом не было обиды.
Зато частым гостем в доме Свенельда был Жеривол. Верховный жрец и воевода проводили много времени вместе. Конечно, о содержании их бесед никто знать не мог, но Жеривол приметил Канателеня. О побеге воина из греческого плена было всем известно, он и сам этого не скрывал. Не скрывал и причину побега — нежелание принимать крещение. Естественно, Канателень не скрывал этого. Более того, он гордился своим поступком, своей твердостью в старинной отеческой вере.
Как же было Жериволу не отметить такого человека? Он один раз милостиво поговорил с Канателенем, потом еще раз… Вместе с верховным жрецом приходили его слуги, они ждали хозяина на первом этаже дома Свенельда и, конечно же, свободно беседовали о самых разных вещах.
Так Канателеню и стало известно о том, что Жеривол, да и многие другие значительные люди в Киеве недовольны князем. Так недовольны, что хотели бы его умертвить. А поскольку поднимать бунт не имеет смысла, то лучше всего убить неугодного князя тайно.
— А Свенельд? — спросил я. — Он тоже хочет меня убить?
— Этого я не знаю, — ответил финский воин. — Откуда мне знать, о чем они говорят между собой? Но одно знаю твердо: тебе нужно поберечься, великий князь. Измена ходит рядом с тобой. Ты спас меня от смерти, ты отпустил меня и даже позаботился обо мне. Говорят, что ты изменил нашим богам и несешь вред и гибель всем нам, но я благодарен тебе за то, что ты сделал для меня…
Его глаз, устремленный на меня, сделался умоляющим.
— Только не говори никому, что я донес тебе, — проговорил Канателень. — Жеривол сразу догадается, меня убьют. А я еще сумею верно послужить тебе, великий князь.
— Ты знаешь, что именно против меня замышляют? — спросил я на всякий случай. — Чего мне следует остерегаться?
Но этого доносчик не знал, мне оставалось только гадать о грядущей опасности. Я тронул коня и поехал в сторону Киева, где на полпути встретил возвращавшегося за мной Немигу. Тот был взволнован и страшно обрадовался моему появлению. Ведь если с князем случится что-нибудь нехорошее, слуга будет виноват в недогляде.