Подменный князь. Дилогия
Шрифт:
Когда поцарапанный конь становится на дыбы, всадник на секунду-другую становится беспомощен. Он сидит на взвившемся коне и старается удержаться у него на спине. О том, чтобы отражать удары, а тем более нападать, в эти две секунды не может быть речи.
Вот тут сбоку подскочил Алеша Попович, получивший, наконец, возможность обновить свой взрослый меч. Схватившись за него обеими руками, Алексей изо всех сил рубанул врага сзади по спине. Дело в том, что металлический нагрудник закрывал только переднюю часть туловища, а спина с перекрещенными ремнями оставалась незащищенной. Во фронтальном
Удар у Алеши не получился: меч пошел криво, скользнул по кожаным ремням и по краю нагрудника. Но сила инерции повела вниз, и в результате острие меча пропороло глубокую рану в левой ноге греческого воина. Нагрудник с перерубленным ремнем со звоном упал на камни.
Второй всадник в нескольких шагах от нас уже вновь нацелил свою пику, и вот тут-то нам с Алешей пришел бы конец, если бы сбоку не подоспел Фрюлинг. Старший дружинник только сейчас успел подскочить, но это было вовремя — он спас нас.
Тот, с разрубленной ногой, ускакал прочь, а со вторым схватился Фрюлинг. Я же не мог стоять на ногах, и Алексей помог мне забраться обратно в струг. От удара головой о камни и от пережитого потрясения мне стало совсем дурно. Здесь я лег на дно, а оруженосец с гордым видом встал надо мной с мечом в руке. Алеше Поповичу было чем гордиться — он вновь спас жизнь своему князю, да к тому же участвовал в первом настоящем бою. Участвовал — и вышел победителем.
Не беда, что он не убил противника, — схватка все равно окончилась в нашу пользу. По опыту булгарского похода я уже понял, что на войне далеко не всякий выстрел попадает в цель и не всякий удар поражает противника. Если бы это было иначе, войны бы заканчивались очень быстро. Победа или поражение в войне складываются из бесчисленного множества мелких стычек, незначительных событий, которые уже только в совокупности приводят к какому-то внятному результату.
Ранить врага в ногу и отогнать — это уже победа. Ведь как врач, видевший нанесенную рану, я прекрасно понимал: воин не умрет от нее, но рана непременно загноится, и бедный парень еще много месяцев не сможет ходить. Вот вам и одна маленькая победа…
Битва закончилась так же стремительно, как началась. В отличие от нас у греков был выбор. Может быть, они не пили отвар из мухоморов, как наши воины, но в какой-то момент они решили, что не хотят погибать прямо здесь и сейчас.
С этим всегда успеется, вероятно подумали они. По сигналу трубы оставшиеся в живых развернули взмыленных коней и помчались обратно, под защиту городских стен.
На обагренной кровью прибрежной гальке мы насчитали двенадцать убитых врагов. Что ж, из полутора сотен нападавших двенадцать погибли — это немалый процент. На войне этого бывает вполне достаточно, чтобы остальные дрогнули. Вероятно, в Крыму мухоморы не растут…
Два дня мы обустраивали свой лагерь. Для безопасности его следовало окружить рогатками, чтобы вражеская конница не смогла внезапно нас атаковать. Воткнутые в землю колья с заостренными концами препятствовали бы этому.
Но где взять столько кольев? Кругом, куда ни кинь взгляд, были камни. Прибрежная равнина, а дальше горы, поросшие кустарником. Воевать в
Чтобы добыть топливо для костров, приходилось отряжать большие команды дружинников. Они шли к горам и там на склонах рубили кустарник, поминутно озираясь в ожидании нападения из города. А в том, что греки отнюдь не собираются сидеть сложа руки, мы уже убедились. Хорошие они воины или плохие, но ясно было: военное дело в Корсуни поставлено профессионально, и вооруженные силы там готовы к бою.
Не найдя материала для рогаток, мы решили вырыть оборонительные рвы вокруг нашего лагеря. Но рвы пришлось делать очень глубокими и широкими — ведь они должны были представлять собой преграду для коней. А лошадь с всадником на спине легко может перескочить трехметровое пространство.
Рыть рвы — занятие тяжелое и утомительное. Воины не любят заниматься такой работой, но пришлось. Сначала воеводы приказали найти местных жителей и согнать их для рытья рвов — это обычная процедура. Но скоро оказалось, что никаких местных жителей нет: богатые люди ушли в Корсунь, под защиту крепостных стен, а все остальные вместе с отарами овец ушли в горы. Несколько оставшихся в окрестных деревушках стариков не могли решить нашу проблему даже под угрозой смерти.
Рвы пришлось рыть самим, и на это тоже ушло немало времени. Воины бранились и были недовольны, но работали: никому не хотелось быть зарезанным следующей ночью…
На третий день мы осмотрели крепостные стены и башни. Для этого, собравшись большой дружиной, мы преодолели расстояние, отделявшее нас от города, и приблизились к Корсуни. Нас увидели со стен, внутри города тревожно зазвонили в колокол, а на стены высыпали греческие воины.
Нам следовало быть очень осторожными, потому что в любой момент осажденные могли совершить вылазку и напасть на нас. Делать это они умели и любили, так что нам все время следовало оставаться в готовности к бою.
Но что мы увидели!
Корсунь оказалась весьма мощно укрепленной крепостью. Здесь имелись настоящие каменные стены высотой четыре метра. Такие не перескочишь. С высоких башен на нас смотрели лучники, явно примериваясь стрелять, едва мы приблизимся на расстояние полета стрелы.
Союзные князья и воеводы мрачно смотрели на меня — им нечего было сказать. Этот греческий город оказался еще сильнее Булгара, где нам дали от ворот поворот.
На лицах Свенельда, Овтая и других явственно читалось сомнение. Если нам не удалось взять Булгар, то как же нам теперь быть с Корсунью? И зачем мы вообще сюда сунулись?
О чем думал князь Владимир, затевая этот поход? Не лучше ли было пойти погромить хазар, у которых хоть крепостей нет?
— Смотрите, какой богатый город, — сказал я своим спутникам, указывая на золотой крест собора и на мраморные стены зданий за крепостными стенами. — Здесь мы заберем добычи куда больше, чем могли бы забрать в Булгаре. Все это будет наше! Мы возьмем город!
Все посмотрели на меня с недоумением и затаенной тревогой. Уж не сошел ли с ума киевский князь?