Подменный князь. Дилогия
Шрифт:
— Ты нашел его?
Парень сокрушенно качнул головой, и длинные пряди слипшихся волос упали ему на лицо.
Странно, что он не узнает меня? А что тут странного? С той минуты, когда Блуд вывел меня из своего терема в первый раз в качестве князя киевского, подмены не заметил ни один человек. Это естественно: кому может прийти в голову такое? То загадочное Нечто, что забросило меня в этот мир, уж позаботилось о том, чтобы наше сходство с подлинным Владимиром было полным…
— Я ходил и всюду спрашивал о нем, но никто не знал. А потом меня схватили и посадили под
Канателень поднял на меня глаза и посмотрел искательно.
— Разве это справедливо, великий князь? Ведь я честно служил тебе…
— Может быть, я отпущу тебя, — сказал я. — Но сначала расскажи мне об этой девушке. Как ее зовут? Ты ее любишь? Почему она интересуется тем странным знахарем? И что она просила тебя передать ему?
Любава была продана на рынке вместе с Канателенем тому же самому священнику Анастату. Парня он купил для того, чтобы тот ухаживал за домашним скотом, а девушку для ведения хозяйства.
— А еще для чего? — спросил я, и сердце мое замерло. Ведь я знал, как красива и притягательна Любава. Может быть, старый сладострастник взял ее себе в любовницы и теперь моя Сероглазка ублажает какого-то престарелого Анастата?
— Нет, князь, — покачал головой Канателень. — Анастат пожилой человек, он вдовец и не нуждается в женских ласках. Он говорил мне, что это потому, что бог Христос ему запрещает, что спать с женщиной — это очень плохо. Я, конечно, ему не поверил. Что за ерунда? Просто старик уже слаб.
— А ты? Ты с ней спал? — нетерпеливо спросил я. — Ты-то ведь не старый человек. А?
Парень удивленно посмотрел на меня, и на какую-то долю секунды в его глазах мелькнуло подозрение. Действительно, странно. Какое дело великому киевскому князю до того, спал ли какой-то воин с какой-то девушкой?
«Нужно быть осторожнее, — одернул я сам себя. — Глупо было бы вызвать подозрения».
— Я не спал с ней, — пожал плечами мой пленник. — Она очень красивая, князь, очень. Я спал бы с ней охотно, но она не согласилась и сказала, что любит этого странного волхва-лекаря. Просила не трогать ее. И мне пришлось спать с ключницей, а она старая и костлявая, возрастом мне в матери годится. А уж до чего падкая до ночных утех — не передать тебе, князь. Видел бы ты ее, сразу бы понял, как тяжело мне было с этой старой каргой. Да что поделаешь…
Мне пришлось терпеливо выслушать про старую похотливую даму в доме священника. Уж если князь интересуется всякими глупостями, то нужно было сыграть роль до конца…
Заговорив о ключнице, Канателень увлекся и долго не мог остановиться — все жаловался. Видно, костлявая старуха сильно его достала.
— А что Любава просила передать тому лекарю? — наконец, не выдержав, спросил я. — Зачем ты его искал?
— Да ничего особенного, — ответил Канателень. — Любава просила просто сказать ему, где она находится. На всякий случай. Наверное, она надеется, что он разыщет ее, приедет в Херсонес и выкупит ее из рабства. — Он усмехнулся и печально добавил: — Но это вряд ли случится, даже если бы я нашел этого знахаря. Откуда у него деньги? Он же не купец и не боярин. Чтобы выкупить у греков рабыню, нужно быть
— Видно, ты любишь эту девушку, — заметил я, но Канателень проигнорировал мои слова. Судя по всему, он дорожил своим чувством и не хотел распространяться о нем даже с князем. В чем-то этот парень был болтлив, но, когда коснулось его чувства к Любаве, сразу примолк.
Да, уж мне ли было его не понять?
Что ж, теперь исполнилась моя мечта: я узнал, что случилось с Любавой и где она находится. Дело оставалось за малым — прийти и забрать ее. Легче сказать, чем сделать такое.
Из школьных уроков географии я довольно хорошо представлял себе, как далеко от Киева находится полуостров Крым. В десятом веке он не был ближе, чем в двадцать первом…
Но недаром ведь Тюштя — Василий Иванович говорил мне на прощание в Священной роще, что я должен непременно пойти походом на Корсунь? Он говорил о том, что, согласно истории, князь Владимир взял приступом Корсунь, а потом там крестился. Что ж, как выяснялось, Василий Иванович оказался прав — он знал историю крещения Руси куда лучше, чем я…
— Куда ты собираешься отправиться, если я отпущу тебя? — спросил я Канателеня.
Тот неопределенно пожал плечами и ответил:
— Думал к себе домой вернуться. Дома родители остались, если живы до сих пор.
— А что ты будешь делать дома? Руки у тебя считай, что нет. Глаза — тоже. Ты не можешь пахать землю, не можешь ходить на охоту…
— Могу ходить за скотом, — оживился пленник. — У священника в доме я хорошо с этим справлялся.
— Много ли скота у твоего отца?
Парень мгновенно сник. Конечно, мало. Откуда у финского землепашца в деревушке на берегу Оки будет много скота? Там же не привольные крымские степи, как в Корсуни.
Я встал с лавки, чтобы размять ноги, и подошел к оконцу. Внизу во дворе слышался шум. Была середина дня, несмотря на осень, солнце светило вовсю, и много народу высыпало из дома и прилегающих построек. Тут были мои дружинники, женщины-наложницы и поварихи, слуги и прочий люд, оказавшийся по делу и без дела на княжеском дворе. Сейчас там царило оживленное веселье: кто-то из работников неловко распахнул дверцу курятника, и куры разбежались по всему двору. Они бешено метались из стороны в сторону, а несколько дружинников, томящихся от безделья, пытались ловить их под смех и одобрительные крики столпившихся зрителей.
— Знаешь что, — после недолгого раздумия обернулся я к Канателеню, — незачем тебе торопиться домой. Никто тебя там наверняка не ждет и никому ты в деревне не нужен без руки и без глаза. Пойди в дом к воеводе Свенельду и скажи, чтобы он взял тебя к себе. Я решил, что ты нам еще пригодишься.
Парень недоверчиво взглянул на меня. Видно, князь киевский действительно стал немного не в себе. Кому нужен калека?
— Пойди, — повторил я. — Ты ведь хорошо знаешь теперь дорогу в Корсунь? Туда вы плыли на стругах, а обратно ты пробирался пешком. Ведь так? А если так, то ты пригодишься нам во время похода. Нам наверняка понадобится надежный проводник.