Подменный князь
Шрифт:
А вот и князь. Ворота широко распахнулись. Впереди шел Владимир, за ним человек двадцать дружинников, одетых богато, с дорогим оружием. Только теперь, увидев своего тезку, я понял, насколько зоркий глаз у боярина – мы ведь с князем действительно похожи, как близнецы.
Боярин вышел навстречу, поклонился низко, коснувшись правой рукой припорошенной легким снежком земли.
Взвыла музыка: приглашенные Блудом музыканты рявкнули в свои трубы и рожки. Под рев, вопли и визги музыки пир начался.
Мне оставалось лишь
Пили много, слуги то и дело подносили гостям наполненные ковши с пивом и вином. Таков был замысел: когда дойдет до дела, все должны быть пьяны. Со двора раздавался гул голосов и крики, становившиеся все более разнузданными.
Музыка время от времени начинала играть, а потом умолкала.
Открылась дверь, и вошел слуга. Ожидая чего угодно, я вскочил на ноги и приготовился к худшему. Как знать, что на уме у Блуда? Этот человек может обмануть всех, а уж меня – в первую очередь.
– Спустись в подклеть, – велел посланный, и я пошел за ним. Тесная каморка в нижнем этаже дома была утоплена в землю так, что лишь встав на цыпочки можно было дотянуться до оконца, находящегося на уровне земли. Отсюда был виден задний двор. Два сарая, из которых один дровяной, а второй хозяйственный, и в проходе между ними вырыта выгребная яма. Эта яма мне была хорошо знакома, потому что это был единственный в доме туалет – для всех: для хозяина, слуг, для женщин и детей. В туалетных делах никаких сословных или половых различий тут не существовало.
Теперь слуга уже не уходил – он оставался рядом со мной неотлучно. Соглядатай? Что приказал ему сделать боярин?
Музыка и крики гостей отсюда были почти не слышны – пир происходил по другую сторону дома.
Задний двор перед нашими глазами был безлюден. Еще находясь наверху, я заметил из своего окна, что дружинники не утруждают себя долгим походом за удовлетворением естественных потребностей. Захотев помочиться, они просто отходили в сторону и делали свои дела прямо на глазах у товарищей. Наверное, в этом отсутствии стыдливости было что-то от боевого братства – в долгих походах ведь воины не стесняются друг друга…
Внезапно послышался топот многих ног по деревянной лестнице, ведущей сверху. Мы со слугой одновременно вскочили и насторожились. Стук сапог и тяжелое сопение приближалось.
Боярин Блуд и Добрыня тащили вниз бездыханное тело Владимира.
Как я узнал позднее, задуманное Блудом осуществилось наилучшим образом. В разгар пира князь, уже успевший ошалеть от крепкого медового напитка, смешанного с византийским вином, вдруг поинтересовался у хозяина дома, как поживает подаренная ему Рогнеда.
Владимир спросил о ней, и в глазах его вспыхнул уже хорошо знакомый боярину огонек садистского безумия. Впрочем, Блуд ожидал этого вопроса и был готов к нему.
– Ты хочешь посмотреть на нее? – спросил он. – Княжна беременна…
– Рогнеда – не княжна, – засмеялся Владимир. – Она теперь твоя рабыня. Так говоришь, она посмела понести?
Блуд кивнул.
– Как же так? – еще грубее захохотал князь. – Разве мало я бил ее ногами в живот? Я бил ее каждый раз после того, как совокуплялся с ней. И она посмела понести? Или это ты обрюхатил ее, Блуд?
– Нет, князь, – осторожно покачал головой боярин. – Я уже не в том возрасте… Это твой ребенок.
Лицо Владимира исказилось злобой, он вскочил на ноги. Сидевшие рядом ближние дружинники попытались усадить его обратно, совали ему в руки ковш со свежим пивом, но он оттолкнул их.
– Мой ребенок родится только от той, от которой я пожелаю. Веди меня! – приказал он. – Покажи мне эту наглую рабыню, которая посмела… Которая посмела…
Он задыхался от злобы, привычная всем окружающим ярость снова накатила на него.
– Я приведу ее сюда! – крикнул он, обращаясь ко всем пирующим, которые не слышали предыдущего разговора и не поняли сразу, о чем идет речь. – Приведу, и мы пустим ее по кругу. Да, дочь Рогвольда достанется всем вам, моим друзьям, по очереди! А потом я сам вырежу у нее из живота этого щенка, приплод, и сам брошу его собакам!
Не понявшие, о ком говорит князь, но успевшие сильно захмелеть дружинники загоготали, а боярин Блуд вежливо улыбнулся.
Он поклонился и предложил сопровождать дорого гостя и выполнить любое его желание.
Они вошли в дом, причем на ступеньках высокого крыльца Блуд предупредительно придерживал князя за локоть. А сразу за дверью стоял новгородский посадник Добрыня с длинным и тонким кинжалом.
Весь месяц, что Добрыня жил в ожидании близкой мести, он обдумывал, чем будет приятнее убить ненавистного нелюдя. Сердце его склонялось к секире, он любил это оружие. Секирой можно было бы нарубить князя частями, и от каждой отсеченной части получить моральное удовлетворение.
Еще Добрыне нравилась булава. Если ударить ею изо всей силы, голова противника раскалывается, как перезрелый арбуз, а это эффектно и тоже может принести радость.
Но эти варианты пришлось отбросить, потому что получилось бы слишком кроваво. Кроваво – само по себе очень хорошо для мстителя за правое дело, каким ощущал себя Добрыня, но хорошо в поле или в лесу. Если же кровь обильно разольется по деревянному полу, а мозги князя забрызгают стены, может выйти совсем не хорошо.
Поэтому в качестве оружия был избран длинный и тонкий кинжал. Именно его Добрыня и держал наготове, стоя за дверью в ожидании, когда Блуд приведет князя.
Едва Владимир ступил на порог, как встретился взглядом с новгородским посадником. В глазах Добрыни он прочитал свой смертный приговор.