Подметный манифест
Шрифт:
Архаров здраво рассудил: коли кто и выслеживает его, чтобы пристрелить, так вряд ли болтается по Москве по морозу в такое время суток. Не прибыл обер-полицмейстер, занятый каким-то розыском, на Пречистенку вовремя - и убийцы разбрелись по домам, не торчать же им в переулке до утра.
Он вышел на улицу, уже в своей шубе, большой, тяжелый, неспособный даже обернуться назад - шуба не позволяла. Перед ним Захар Иванов нес фонарь. Полночь давно миновала, и фонари, заботливо расставленные Архаровым по Москве, были погашены.
– Федя, приотстань и глянь-ка, парнишка не тут ли околачивается, - тихо велел Архаров. И полез в сани, а Михей укутал его медвежьей полостью. Клаварош принял от конюха Григория вожжи и кнут, сел на облучок, послал лошадь вперед шагом.
Федька приотстал - как бы по малой нужде. И, как бы от скромности, забился в тень. Оттуда и высмотрел Терешку. Тот, понятное дело, далеко от Рязанского подворья не ушел. Будучи спущен с крыльца, удалился на три десятка шагов и следил за дверьми с другой стороны улицы, почти слившись в своем нагольном тулупчике с серой каменной стеной здания.
Сани медленно удалялись к Охотному ряду.
Терешка отошел от стены и глядел вслед, явно не зная, что предпринять. Федька даже пожалел его - парнишка в чужом месте, один, скорее всего, без гроша за душой, а те, кто его сюда затащил, - в подвалах полицейской конторы.
А сани не напрасно движутся так медленно, лошадь еле перебирает ногами. Архаров ждет, чтобы догнали. И Михей, едучи на запятках, обернулся - не иначе, по приказу.
Федька пошел было к Терешке - но тот, заметив, отбежал в сторону. Тоже правильно - откуда ему знать, что это за молодец в распахнутом полушубке поверх синего мундира? И лица не разглядеть - Федька нарочно спрятался от слабого света из окошка, лежащего квадратами на утоптанном снегу.
Федька вышел туда, где был для Терешки виднее, и остановился, всем видом показывая - преследовать не собирается. Образовалось противостояние - Терешка не знал, как быть, да и Федька тоже, он все поглядывал на удаляющиеся архаровские сани, но торопить события боялся.
Наконец он очень медленно пошел к Терешке. Тот не уходил - только отступил на шаг.
– Не бойся, дуралей, - сказал ему Федька.
– Господина Архарова чего бояться? Видишь - он тебя отпустил. Значит, вины за тобой не видит. Тебя старшие с собой потащили, дядька твой, как бишь его?
– Семеном…
– Ну вот, тебя дядька Семен с собой взял… - Федька мысленно взмолился Господу, чтобы послал ума.
– Он, стало быть, и в ответе… Ты-то сам, поди, не налетчик? Ты проезжий люд не грабил?
Архаров, сидя в санях, мог радоваться - Федька тщательно ему подражал и так же вглядывался в лицо, так же, невзирая на мрак, ловил мельчайшие движения бровей, ресниц, сбои дыхания…
– Грабил…
– Вот дуралей! Ну скажи ты мне, Христа ради, для чего ты на себя наговариваешь?
– напустился на него Федька, уже вовсю проникшись жалостью к бездомному парнишке.
– Коли сам господин Архаров тебя отпустил - то и вины твоей нет! Он виноватого на семь сажен сквозь землю видит! Дурак ты деревенский!…
Тут Федьку вроде как осенило. Терешка назвался крепостным некого господина, чье прозвание выговорил совсем тихо, только Архаров и разобрал.
– Беглый ты, что ли?
– спросил Федька.
– Боишься, что к барину вернут? Да Господи! Пошли, я тебе все растолкую. Господин Архаров никого не выдает. Вот я знаешь кем до чумы был?
– До какой чумы?
– спросил парнишка. И точно - был деревенский! Их тех краев, куда московские новости и не залетают…
– На Москве чума завелась, - увлекая его с собой вслед архаровским саням, начал Федька и довольно связно, более того - кратко рассказал о том, как из тюремных колодников вербовали мортусов. Повествование было увлекательным, Терешка сам не замечал, что шаг его ускоряется, и даже стал спрашивать - больше всего его обеспокоило убийство митрополита Амвросия в Донском монастыре. Федька, не догадавшись, нагнал страху - поведал, как сурово расправились с убийцами и их пособниками, чтобы наилучшим образом преподнести покровительство мортусам. И тут-то он собеседника потерял - не дождавшись описания казни, Терешка кинулся бежать.
Федька догнал его уже за Неглинкой. Парнишка не сообразил свернуть в сторону, а, может, побоялся - так и бежал прямо, размахивая руками, прекрасно заметный на свежевыпавшем снегу.
Когда же он понял, что полицейский может его поймать, повернулся и встал в известную позу человека, вооруженного ножом, - тут уж Федьку было не провести! Он только запоздало удивился тому, что взрослых мужиков тщательно обыскали, а насчет парнишки - поленились, что ли?
– Брось нож, - сказал, подходя, Федька.
– Брось, кому сказано?
Парнишка пятился, готовый обороняться. Федька же, как на грех, был безоружен. Одни пистолеты остались на Лубянке, другие укатили в архаровских санах.
А он знал, что загнанный в угол звереныш способен на опасные дурачества.
Архаров не старался силком вбить в подчиненных свои правила сыска. Кто-то понимал сам - Клаварош, к примеру. Кто-то, не разумея надобности вглядываться в лица, когда есть свидетели и улики, просто занимался не допросами, а иными делами - работы в полицейской конторе всем хватало. Федька не полагал себя сыщиком высокого полета - ему хотелось действовать, а право размышлять он предоставил Архарову так же доверчиво, как дитя предоставляет няньке право кормить себя и одевать.
Он не мог не видеть, как Архаров помогает ему понемногу карабкатьтся вверх. Равным образом он догадывался, что ему многое прощается - догадывался, уже учудив нечто неподходящее, а то и после ядовитых Демкиных шпилек. Но зависть пролетала мимо Федьки - сам он не был завистлив.
И вот настал час, когда нужно было действовать так, как действовал бы Архаров - если бы Архаров догнал и задержал беглеца.
Трое мужиков могли заготовить какое-то ловкое вранье и выдержать плети Шварцевых подручных, ни на шаг от него не отступая. А парнишка знал правду о их похождениях - недаром же прикрикнул на него тот зверообразный дядя.
На Лубянке уже родились свои легенды об остром взгляде обер-полицмейстера. Его методу Федька на словах знал, а применять на деле пока не умел, да и мало кто умел - метода была вне привычной логики, и трудно простому человеку упомнить, который взгляд вверх или же вниз означает вранье. Архаров же знал это словно бы изначально.
Но Архаров был далеко, а Терешка с ножом - вон он, напротив.
Федька запоздало попытался встряхнуть в памяти беседу - когда, после каких слов этот детинка кинулся бежать? Толковали же о давних событиях, и Федька как раз хотел подвести к тому, что после того, как изловили убийц митрополита, Архаров отстоял своих помощников, не позволил вернуть их в тюрьму, не выдал!… А он? Не дослушав, так и понесся прочь…