Подметный манифест
Шрифт:
Тут же - по крайней мере, так увиделось Клаварошу, - лицо под надвинутой на лоб шапкой было белым и гладким.
Человек, который, сдается, не был налетчиком, оказался слева от него и собирался проделать тот же фокус, что с драгуном. Но француз знал и умел поболее, чем полицейские драгуны. Хлестнув коня, он проскакал несколько вперед, загородив противнику дорогу к Мостовой башне и воротам. Далее он собирался выдернуть из ножен саблю - зря, что ли, тащил ее с собой? Но тут-то и грянул вдали первый выстрел.
Клаварош был на середине моста. Второй драгун - тоже, высоко держа обнаженную саблю. У ног его коня лежал зарубленный налетчик.
Клаварош задумался на мгновение - как быть? Возвращаться в засаду? Тут же вспомнил, что в ельнике стоят застрявшие сани, и их кучер, может статься, уже бежит во всю прыть по лесу. То бишь, один из налетчиков, считай, упущен.
На острове началась пальба. Голосов Клаварош, правда, не слышал - значит, побоище вспыхнуло довольно далеко. Так подумал он - и, очевидно, ошибся.
В сотне саженей от моста на речном льду показались две темные фигурки. Они спешили переправиться на берег, и были основания полагать, что вслед за ними мостом пренебрегут и прочие налетчики. План Иконникова летел в тартарары.
Возможно, среди налетчиков оказался кто-то умный и додумался до засады на мосту…
Или же они с перепугу кинулись кто куда, мало друг о друге беспокоясь, и это оказалось бы лучшей тактикой - особливо коли побежали бы вверх по течению Серебрянки и стали спускаться на лед там, где их от моста видно не было.
Клаварош уставился на Мостовую башню. Вот ведь откуда все видно! И ближнее окончание острова, и пространство перед башенными воротами…
На башне, однако, никакой суеты не наблюдалось. Налетчики, надо думать, не сообразили поставить там караул.
Клаварош замахал рукой драгунам, что означало: все сюда. И они поскакали из ельника на мост - и заплескались тяжелые синие епанчи, являя красный подбой.
– Пятеро - туда, - Клаварош показал на башню.
– Ты, ты, вы двое, ты… Должна быть дверь. Наверх, стрелять по реке!…
Он махнул арапником, указывая направление.
Было уже не до сердца.
Драгуны поскакали к воротам и скрылись в их черной глубине. Тут же раздались выстрелы. И Клаварош почему-то вспомнил пропавшего Федьку.
Где этот шалый детина, что с ним? Жив ли? Был бы жив - ждал бы, поди, у моста. Куда его, дурака, занесло? Был бы жив - растолковал бы, что там творится на острове, и не пришлось бы сейчас мучительно соображать, как распорядиться оставшимися драгунами. Дьявол его побери, этого галантного любовника, рвущегося в сражение ради медальона возлюбленной! Вот уж воистину Амур некстати!…
Пожалуй, умнее всего было бы отступить к опушке, оттуда видна немалая часть берега Серебрянки, и коли кого из налетчиков нелегкая понесет через речку по льду, более надежды перехватить его и взять живьем!
– Отходим!
– велел Клаварош.
– Назад!
Громкий крик заставил его поднять голову.
На гульбище Мостовой башни что-то шевелилось. Похоже, там боролись двое, но что за двое - Клаварош понять не мог. Вдруг они исчезли. И тут же раздался вскрик - кому-то из полицейских драгун оцарапало щеку прилетевшей со стороны башни пулей. Выходит, там все же был караул, и Клаварош, в который раз помянув дьявола, поскакал к воротам, шаря в ольстре пистолет. Он должен был знать, что произошло с людьми, которых он послал на Мостовую башню!
Навстречу Клаварошу бежали какие-то люди в длинных армяках, распояской, и эти уж были бородатые. Он выстрелил первому в грудь, сунул пистолет мимо ольстры, выдернул саблю. Скакавшие следом драгуны тоже стреляли.
Начался обычный ночной бой, в котором не сразу поймешь, где - чужие, где - свои.
– Мусью! Мусью!
– кричал сверху, с гульбища, кто-то из драгун.
– Тут какой-то бес засел, по всем палит! По нашим, по налетчикам!
Первым желанием Клавароша было крикнуть в ответ: так это ж Федька Савин! Но Савин не мог стрелять в драгун - он же знал, какие события должны произойти, и даже коли он на башне - то сообразил бы, где свои, где враги. Разве что Амур лишил его последних остатков разума…
Клаварош ничего не имел против крылатого божка, он только полагал, что эта зловредная тварь, этот беспортошный младенчик с луком и стрелами, должен знать в жизни свое место. И не размахивать дурацкими медальонами перед носом у мужчин, когда следует делать дело…
И тут Клавароша осенило.
Он не мог понять сложного выкрутаса своей мысли - она была чересчур стремительна и соединила немногие бывшие у него сведения в цепочку, как если бы по кочкам проскакала, минуя все необязательное.
Как ни странно, а на одном конце этой цепочки был пресловутый медальон, на другом же…
Клаварош едва не обругал себя старым дураком, и в иных обстоятельствах оно было бы поделом, однако сейчас жизненно важно было попасть на Мостовую башню.
– Не стреляйте, мой друг!
– закричал он по-французски.
– Не стреляйте, прошу вас! Это я, Клаварош! Не стреляйте, во имя всех святых! Не стреляйте, господин Тучков!
Он поскакал вдоль стены, еще не понимая, как драгуны попали на башню; увидел лошадей без всадников и понял, что где-то тут есть дверь; соскочил прямо в сугроб, потому что более было некуда; сделал несколько шагов и понял, что дальше идти не может - боль под грудиной вдруг резко отдалась в левую руку, а мир перед глазами полетел вправо.
– Не стреляйте, мой друг!
– крикнул он и схватился за стену. Рядом оказался кто-то из драгун, кажется, Васильев.
– Наверх, наверх!
– приказал ему Клаварош.
– Оттуда стрелять, наверх беги… Не стрелять в господина Тучкова!… Драгуны! Не стрелять!…
Когда Васильев, взметнув краем епанчи легкий снег, исчез в каком-то черном проломе, Клаварош вздохнул и понял, что ему нужна полнейшая неподвижность. И тут же его прошиб холодный пот, голова закружилась, он возблагодарил Бога, что успел сойти с коня, и очень осторожно опустился на колени.