Поднебесная
Шрифт:
Мгновение спустя из кареты полился поток ругательств, поражающих своей грубостью даже того, кто когда-то был солдатом.
В воцарившемся потом молчании улыбка поэта стала еще шире:
– Это официальные распоряжения, мой господин? Признаю, мне, в моем возрасте, было бы трудно их выполнить.
Рошань уставился на них обоих. Глаза генерала почти утонули в складках лица. Трудно было разглядеть их, чтобы прочесть его мысли. Из-за этого, понял Тай, он выглядел еще более устрашающим.
Рассказывали, что когда-то, сражаясь на северо-востоке, он одержал победу над армией
Были и другие истории.
Сейчас, своим странным, высоким голосом с акцентом, Рошань сказал:
– Не умничай, поэт. Я не терплю, когда умничают.
– Приношу свои извинения, – ответил Сыма Цянь, и у Тая возникло ощущение, что он говорит серьезно.
– Твое присутствие здесь лимитирует мои действия.
– А вот за это, – хладнокровно произнес поэт, – я извиняться отказываюсь, мой господин. Особенно если ваши действия будут такими, как вы сказали.
Рошань откинулся на спинку сиденья. Они перестали его видеть. Тай бросил взгляд направо. Солнце садилось, ему пришлось прищуриться. Вэй Сун расставляла их людей в оборонительный порядок. Они пока не обнажили оружие. Движение на дороге остановилось. Рассказ об этой встрече теперь полетит впереди них, понял Тай. Он достигнет Синаня раньше него самого.
На то, почему он так поступал, была своя причина. Но был и риск умереть здесь, и другие могли умереть из-за него. Если бы с ними не было прославленного поэта…
Изнутри кареты он услышал:
– Сын Шэнь Гао, прими мои соболезнования в связи со смертью твоего уважаемого отца. Я о нем знал, разумеется. Я отклонился от своего пути на два дня, чтобы поговорить с тобой, и не стану возвращаться в ту гостиницу у почтовой станции. На то у меня есть свои причины. Тебе о них знать не нужно. Но если ты сядешь ко мне в карету, если ты… окажешь мне такую честь… я начну с рассказа о том, что случилось с человеком, которого ты будешь искать, и покажу тебе письмо.
Тай отметил перемену в его тоне. Он осторожно спросил:
– И кто этот человек?
– Его имя Синь Лунь.
Тай почувствовал, как глухо забилось его сердце.
– Лунь? – переспросил он.
– Да. Он организовал отправку к тебе наемных убийц.
Тай с трудом сглотнул. У него пересохло во рту.
– Откуда вам это известно?
– Он мне сам рассказал.
– Когда он… что с ним случилось?
Возможно, было ошибкой спрашивать об этом. Он будет в долгу перед этим человеком, если тот ответит.
Этот человек ответил:
– Его убили несколько ночей назад.
– О! – произнес Тай.
– В ту самую ночь, когда пришло сообщение, что ты едешь в Синань, и известие о подарке принцессы Белый Нефрит. О конях. Твой собственный конь великолепен, между прочим. Полагаю, ты его не продашь?
– В ту самую ночь? – переспросил Тай, проявив некоторую тупость.
Широкое, нелепое лицо снова появилось в окне кареты, подобно луне
– Так я сказал. Он послал мне срочную просьбу о предоставлении убежища, объяснив почему. Я согласился. Его убили по дороге из дворца Да-Мин к моему дому, – показался толстый палец, прицелился в Тая. – Господин Шэнь, ты знаешь, что не я – источник твоих неприятностей. Это первый министр. Твоя жизнь зависит от того, поймешь ли ты это. Именно Вэнь Чжоу пытается тебя убить. Тебе нужны друзья.
Тай был потрясен. Лунь мертв. Его собутыльник, соученик, человек, которого он сам собирался убить, чтобы отомстить за Ян я. Избавиться от обязательств перед еще одним призраком.
Может, теперь у него на одно обязательство меньше? Хорошо ли это? Освобождает ли его это?
Ему казалось, что нет. Было письмо. Оно могло объяснить ему другую вещь, которую он должен был узнать – и боялся узнать.
– Входи, – произнес Рошань. В его голосе чувствовалось нетерпение. Но не гнев. Он опять распахнул дверцу.
Тай глубоко вздохнул. Иногда приходится просто идти туда, куда дует ветер. Он спешился. Отдал поводья Динлала поэту, который ничего не сказал. Потом спрыгнул в канаву и принял руку офицера Девятого округа, чтобы выбраться на другую сторону.
Он вошел в карету и сам закрыл дверцу.
Реальное положение дел на главных имперских дорогах определило то, что в большинстве гостиниц при почтовых станциях конюшни были больше, чем помещения для путешественников.
Гражданские и военные курьеры, самые регулярные постояльцы придорожных гостиниц, постоянно загоняли и меняли лошадей, часто не задерживаясь на ночлег. Поесть, и опять в седло. Главной задачей было мчаться сквозь ночь посередине дороги, а не искать пуховую постель, не говоря уже о вине и девочке. Время имело большое значение в широко раскинувшейся империи.
На дорогах можно было встретить купцов и армейских офицеров, аристократов, направляющихся в загородные поместья или едущих из них, которые не так спешили, и гражданских чиновников, едущих к месту назначения в различные префектуры, или возвращающихся оттуда, или совершающих инспекционные поездки. Для них, разумеется, требовались комнаты и соответствующая еда.
Гостиницы вблизи Синаня были другими. Вино в них, как правило, подавали отличное, такими же были девушки и музыка. Высокопоставленные мандарины, совершающие короткие поездки из столицы, не нуждались в смене лошадей для своих карет, но требовали комнаты и еду высокого качества. Например, если хотели подгадать время возвращения в столицу до начала комендантского часа.
Гостиница «Тутовая роща» недалеко от Синаня славилась как одно из самых изысканных заведений для ночлега на главной дороге, идущей с востока на запад.
Шелковичные деревья вокруг гостиницы давно исчезли, как и шелковичные фермы, связанные с ними. Название гостиницы напоминало более тихие дни много сотен лет назад, до того как Синань разросся и стал таким, как теперь. В главном дворе висела табличка, сделанная во времена Пятой династии: стихотворение, превозносившее безмятежный покой гостиницы и окружающей ее местности.