Поднятая целина
Шрифт:
– От кого же это я могу пулю получить?
Твердые губы Давыдова лишь слегка тронула недоверчивая улыбка, но Шалый приметил ее и рассвирепел:
– Ты чего оскаляешься? Ты благодари бога, что пока ишо живой ходишь, слепой ты человек! Ума не приложу: почему он стрелял в Макара, а не в тебя?
– Кто это «он»?
– Тимошка Рваный, вот кто! На черта ему Макар сдался – не пойму. Я тебя для этого и позвал, чтобы упредить, а ты оскаляешься не хуже моего Ванятки.
Давыдов непроизвольным движением положил руку в карман, навалился грудью на стол.
– Тимошка? Откуда он?
– Из бегов. Окромя откуда же?
– Ты его видел? –
– Нынче у нас среда?
– Среда.
– Ну, так в субботу ночью видал я его вместе с твоей Лушкой. Корова у нас в этот вечер не пришла из табуна, ходил ее, холеру, искать. Возле полночи уже гоню ее, проклятую, домой и набрел на них возле хутора.
– А ты не обознался?
– Думаешь, Тимошку с тобой попутал? – насмешливо усмехнулся Шалый. – Нет, парень, у меня глаза вострые, даром что старик. Они, должно быть, подумали, что скотиняка одна шатается в потемках, а я следом шел, ну, они меня не сразу и приметили. Лушка говорит: «Тю, проклятая, это корова, Тимоша, а я подумала – человек». И вот я тут. Она первая вскочила, и сразу же встал Тимошка. Слышу – затвором клацнул, а сам молчит. Ну, я так спокойночко говорю им: «Сидите, сидите, добрые люди! Я вам не помеха, корову вон гоню, отбилась от табуна коровка…»
– Ну, теперь все понятно, – скорее самому себе, чем Шалому, сказал Давыдов и тяжело поднялся со скамьи.
Левой рукой он обнял кузнеца, а правой крепко сжал его локоть.
– Спасибо тебе за все, дорогой Ипполит Сидорович!
Вечером он сообщил Нагульнову и Размётнову о своем разговоре с Шалым, предложил немедленно сообщить в районный отдел ГПУ о появлении в хуторе Тимофея Рваного. Но Нагульнов, воспринявший эту новость с великолепнейшим спокойствием, возразил:
– Никуда сообщать не надо. Они только все дело нам испортят. Тимошка не дурак, и в хуторе он жить не будет, а как только появится хоть один из этих районных гепеушников, он сразу узнает и смоется отсюда.
– Как же он может узнать, ежели из ГПУ прибудут тайно, ночью? – спросил Размётнов.
Нагульнов с добродушной насмешливостью взглянул на него:
– Дитячий разум у тебя, Андрей. Волк всегда первым увидит охотника, а потом уже охотник – его.
– А что ты предлагаешь? – задал вопрос Давыдов.
– Дайте мне пять-шесть дней сроку, а я вам Тимошку представлю живого или мертвого. По ночам вы с Андреем все-таки остерегайтесь: поздно из квартир не выходите и огня не зажигайте, вот и все, что от вас требуется. А там – дело мое.
Подробно рассказать о своих планах Нагульнов категорически отказался.
– Ну что ж, действуй, – согласился Давыдов. – Только смотри – упустишь Тимофея, а тогда он утянет так, что мы его и вовек не сыщем.
– Будь спокоен, не уйдет, – тихо улыбаясь, заверил Нагульнов и опустил темные веки, притушил блеснувшие на мгновение в глазах огоньки.
Глава XI
Лушка по-прежнему жила у тетки. Крытая чаканом хатка – с желтыми кособокими ставнями и вросшими в землю, покосившимися от старости стенами – лепилась на самом краю обрыва у речки. Небольшой двор зарос травой и бурьяном. У Алексеевны, Лушкиной тетки, кроме коровы и маленького огородишка, ничего в хозяйстве не было. В невысоком плетне, огораживавшем двор со стороны речки, был сделан перелаз. Пожилая хозяйка, пользуясь им, ходила на речку за водой, поливала на огороде капусту, огурцы и помидоры.
Возле
Два дня он бездействовал, ожидая, когда кончится насморк, а на третий, как только стемнело, надел ватную стеганку, крадучись вышел на улицу, спустился к речке. Всю ночь – черную, безлунную – пролежал он в конопле под плетнем, но никто не появился у перелаза. На рассвете Макар ушел домой, поспал несколько часов, днем уехал в первую бригаду, начавшую покос травы, а с приходом темноты он уже снова лежал у перелаза.
В полночь тихонько скрипнула дверь хаты. Сквозь плетень Макару было видно, как на крыльце показалась темная женская фигура, закутанная в темный платок. Макар узнал Лушку.
Она медленно сошла с крылечка, постояла немного, потом вышла на улицу, свернула в переулок. Макар, неслышно ступая, шел за ней в десяти шагах сзади. Ничего не подозревая, не оглядываясь, Лушка направилась к выгону. Они уже вышли за хутор, но тут проклятый насморк подвел Макара: он громко чихнул – и тотчас ничком упал на землю. Лушка стремительно повернулась. С минуту она стояла неподвижно, как вкопанная, прижимая к груди руки, прерывисто и часто дыша. Лифчик вдруг стал ей тесен, и кровь гулко застучала в висках. Преодолев растерянность, Лушка опасливо, мелкими шажками двинулась к Макару. Он лежал, упираясь локтями в землю, исподлобья наблюдая за ней. Не доходя шагов трех, Лушка остановилась, придушенно спросила:
– Ктой-то?
Макар, уже стоя на четвереньках, молча натягивал на голову полу стеганки. Он вовсе не хотел, чтобы Лушка его узнала.
– Ой, господи! – испуганным шепотом проронила она и побежала к хутору.
…Перед рассветом Макар разбудил Размётнова, угрюмо сказал, садясь на лавку:
– Один раз чихнул, а все дело сорвал к чертовой матери!.. Помогай, Андрей, иначе упустим Тимошку!
Через полчаса они вдвоем подъехали ко двору Алексеевны на пароконной подводе. Размётнов привязал к плетню лошадей, первым поднялся на крыльцо, постучал в кособокую дверь.
– Кто? – спросила хозяйка сонным голосом. – Кого надо?
– Вставай, Алексеевна, а то корову проспишь, – бодро заговорил Размётнов.
– Кто такой?
– Это я, председатель совета, Размётнов.
– Чего тебя нелегкая ни свет ни заря носит? – недовольно отозвалась женщина.
– Дельце есть, открывай!
Щелкнула дверная задвижка, и Размётнов с Нагульновым вошли в кухню. Хозяйка наскоро оделась, молча зажгла лампу.
– Квартирантка твоя дома? – Размётнов указал глазами на дверь горницы.
– Дома. А на что она тебе спозаранок понадобилась?
Размётнов, не отвечая, постучал в дверь, громко сказал:
– Эй, Лукерья! Вставай, одевайся. Пять минут тебе на сборы, по-военному!
Лушка вышла босая, в накинутом на голые плечи платке. Матово-смуглые икры ее оттеняли непорочную белизну кружев на нижней юбке.
– Одевайся, – приказал Размётнов. И укоризненно покачал головой. – Хоть бы верхнюю юбчонку накинула… Эка бесстыжая ты бабенка!
Лушка внимательно и вопрошающе оглядела вошедших, ослепительно улыбнулась: