Подозреваемый
Шрифт:
То ли тишина убедила его, что в гараже никого нет, то ли темнота напомнила о багажнике, из которого ему дважды удалось выбраться живым, но он достаточно быстро щелкнул выключателем.
Пикап стоял на привычном месте. «Хонды», понятное дело, не было.
По лестнице Митч поднялся на второй этаж. Коробки по-прежнему закрывали то место, где Нокс пробил ограждение и свалился вниз.
Пройдя в глубь второго этажа, он обнаружил, что электронное оборудование исчезло. Кто-то из похитителей побывал в гараже и забрал его.
Митч задался вопросом: а как истолковали они исчезновение
Однако, когда его начала бить дрожь, усилием воли отогнал эти мысли.
Он не был машиной, и она — тоже. Их жизнь имела предназначение, судьба свела их вместе для какой-то цели, и они еще реализуют эту цель.
Ему не оставалось ничего другого, как в это верить. Без этого не стоило и трепыхаться.
Покинув гараж, он вошел в дом через дверь черного хода, в полной уверенности, что за домом больше не следят.
На кухне ничего не изменилась. Те же брызги крови, только засохшие, те же кровавые отпечатки ладоней на дверцах шкафов и полок.
В примыкающей к кухне комнате-прачечной он снял обувь, осмотрел ее. К своему изумлению, крови не обнаружил.
Не было пятен и на носках. Он все равно их снял и бросил в стиральную машину.
Рубашку и джинсы он кровью кое-где запачкал. В нагрудном кармане рубашки нашел визитную карточку детектива Таггарта. Вытащил ее, а рубашку и джинсы отправил вслед за носками, добавил стирального порошка, включил машину.
Подойдя к раковине, тщательно вымыл с мылом руки до локтей, щеточкой вычистил всю грязь из-под ногтей. Но смывал он, скорее, не улики, а воспоминания, от которых так хотелось избавиться.
Влажной тряпкой протер лицо, шею.
Усталость валила с ног. Ему требовался отдых, но времени на сон не было. Даже если бы он и лег в кровать, то выспаться бы не смог. Его замучили бы кошмары.
В обуви и трусах, с пистолетом в руке, Митч вернулся на кухню. Из холодильника достал банку «Ред була», напитка с высоким содержанием кофеина, вскрыл ее.
Выпив содержимое, увидел на соседнем столике кошелек Холли. Он лежал там и днем.
Раньше, однако, он не обратил внимания на вещи, которые соседствовали с кошельком. Разорванную целлофановую обертку. Маленькую вскрытую коробочку. Развернутый листок-инструкцию.
Холли принесла домой тест для проверки на беременность. Открыла упаковку и, похоже, проверилась в промежутке между его уходом из дома и появлением похитителей.
Иногда ребенком в учебной комнате, когда он ни с кем давно уже не говорил, не слышал никакого другого голоса, кроме собственного, да и то приглушенного, когда его лишали пищи (но не воды) на три дня, когда он не видел света неделю или две, за исключением коротких промежутков времени при обмене бутылок с мочой и ведра с фекалиями на чистые контейнеры, у него возникало ощущение, что тишина и темнота — не состояния, а некие физические объекты, обладающие реальной массой, объекты, с которыми он делил комнату, которые с каждым часом разрастались, требовали себе все больше пространства, пока не начинали сдавливать его со всех сторон, зажимая в тот минимальный объем, в котором могло уместиться тело, теперь напоминающее автомобиль, оказавшийся под прессом на пункте сбора вторичного сырья, где корпуса списанных автомобилей готовили к отправке на металлургические заводы. В ужасе навалившейся клаустрофобии он, казалось, не мог выдержать и минуты, но выдерживал, сначала минуту, потом другую, третью, десятую, час, день, выдерживал, а потом дверь открывалась, наказание заканчивалось, и он видел свет, в конце концов он всегда видел свет.
Холли ничего не говорила про задержку. Уже дважды их надежды оказывались ложными. Она хотела знать наверняка, прежде чем сказать ему.
Ранее Митч не верил в судьбу, теперь поверил. А если человек все-таки верит в судьбу, он должен верить, что впереди его ждет только радость и счастье. Он ждет не дождется увидеть, что уготовано ему в будущем.
С пистолетом в руке Митч поспешил в спальню. Нажал на клавишу выключателя у двери. Вспыхнула одна из ламп на прикроватных столиках.
Направился к стенному шкафу. Увидел, что дверь открыта.
В шкафу царил беспорядок. Две пары джинсов валялись на полу.
Он не помнил, что оставил стенной шкаф в таком состоянии, но поднял джинсы с пола, натянул их. Надевая темно-синюю рубашку с длинными рукавами, повернулся спиной к стенному шкафу и впервые увидел лежащую на кровати одежду. Брюки, желтую рубашку, белые носки, белые трусы, футболку.
Его одежда. Он ее узнал.
Замазанная темной кровью.
Теперь он знал, как выглядят сфабрикованные улики. На его шею накинули еще одну петлю.
Митч взял пистолет с полки стенного шкафа, куда положил его, прежде чем начал одеваться.
Дверь в темную ванную тоже была открыта. Он направился к двери, нацелив пистолет в темноту. Переступая порог, нажал на клавишу выключателя и входил уже в освещенную ванную.
Ожидал увидеть окровавленный труп в самой ванне или что-то отрезанное в раковине. Но нет, и ванна, и раковина сияли белизной.
Из зеркала на него глянуло закаменевшее от предчувствия дурного лицо, широко раскрытые глаза.
Вернувшись в спальню, он увидел, что потушенная лампа на другом прикроватном столике сдвинута, а рядом с ней что-то стоит. Включил и ее.
Компанию лампе составляли два полированных шара окаменевшего дерьма динозавров, которые покоились на бронзовых подставках.
И хотя дерьмо матово блестело, Митч подумал о хрустальных шарах и зловещих гадалках из старых фильмов, предсказывающих ужасную судьбу.
— Энсон, — прошептал Митч. — Господи! Господи!
Глава 37
Ветер с восточных гор обычно поднимался с рассветом или при заходе солнца. А тут вдруг задул задолго до рассвета, через много часов после заката, сильный ветер, обрушившийся на равнину.
Идя к «Крайслеру» по проулку, где свистел ветер, Митч, с одной стороны, спешил, а с другой, напоминал человека, держащего путь из камеры смертников к месту казни.
Опустить все стекла времени у него не было. Уже тронувшись с места, он опустил одно, водительской дверцы.