Подпольная империя рода Амато
Шрифт:
Мужчина, весь покрытый слоем камня — будто ожившая статуя. Он лежал прямо у моих ног, когда я поднялся по лестнице — непонятной формы глыбой, потому я и не акцентировал на нём внимания.
Позади Статуи, как я назвал врага, стояли Глинские. Четверо. Два мужика, две дамы. Три мага. Один не одарённый, стало быть?
Удивляться и размышлять времени не было, потому я сосредоточился на угрозе, которая прямо сейчас надвигалась на меня. Отшвырнул телекинезом Статую, но получилось слабее обычного. Враг попался мощный.
Но почему Глинские не нападают?
Каменный маг поднялся и побежал ко мне. Стрелять
Значит, хроносфера. Но заключить ли в неё и Глинских тоже? Ах, дерьмо, нет времени думать…
Я решил выиграть себе несколько секунд, телекинезом снова отбросив врага. Статуя отлетела на несколько метров назад.
И тут внезапно Константин Глинский — память Андрея подсказала, что это муж сестры Вадима Глинского — сбил меня с ног телекинезом. Я, оглушённый скорее потрясением, чем болью, поспешил подняться и сконцентрировать все ментальные силы на Константине. Сомнений быть не может — он не маг. Но как же тогда…? Ах, проклятье. И как я сразу не почувствовал неладное? Мужик имел дар, очень редкий — дублировать чужую магию. Своей у него нет. Значит, хроносфера отменяется. Дерьмо!
Все эти мысли пронеслись в моей голове за считанные секунды.
Маг камня подскочил ко мне. Увидев трещину на его груди, я со всего размаху ударил его туда. Враг отшатнулся. Каменный доспех, ставший магу второй кожей, обломками осыпался на пол. Тело мага покрылось кровавыми бороздами, будто чудовищный зверь огромными когтями изодрал ему плоть — следствие насильственного снятия каменных доспехов.
Маг издал истошный вопль муки, но упрямо двинулся на меня. Ушёл от его удара. Попытался ударить его в лицо. Промазал. Поставил блок на его удар. Применил телекинез — противник пролетел над полом несколько метров и упал, ударившись о стену. Остатки его каменного покрытия слетели с тела, и взору предстала чудовищная картина — тело мага превратилось в сплошной кровоточащий кусок, а с лица сошла кожа.
Теперь я понимал, почему бездействовали Глинские — они ждали, когда я поставлю хроносферу. Но этого не будет. А значит…
Я направился к врагам.
Елизавета Глинская, красавица-сестра главы рода, атаковала меня огненными шарами, но я уклонился и телекинезом отбросил ведьму на пару метров назад. Слабенькая ведьма.
Далее на сцену ступили отец и дочь. Вадим и Мария встретили меня серией отменных боевых ударов, усиленных магией. Очень мощной магией. Большинство мне удалось блокировать, но сражаться одновременно с двумя талантливыми боевыми магами было сложно даже мне. Один из ударов главы Глинских пришёлся мне по виску, и я, охнув от боли, отшатнулся на пару шагов назад.
Мария, смазливая девчонка с хищным взглядом, с улыбкой шагнула ко мне и занесла руку для удара, но я перехватил её и оттолкнул.
Вадим с прыжка ударил меня ногой в грудь. Я упал. Тело превратилось в кусок боли. В сознании всё смешалось.
Хроносфера? Нет, нельзя. Вон Константин стоит, чтобы, если что, подстраховать своих.
— Кончай его, отец! — услышал я девичий голос.
Неужели таким милым голосом можно отдавать приказы о казни?
В мой висок упёрлось дуло пистолета. Прозвучал выстрел.
Я изумлённо оглянулся.
Со стороны лестницы стоял Ярослав Глинский — племянник главы рода, сына Елизаветы и Константина. Парнишка примерно
Ярослав сделал ещё три выстрела, и потрясённые Мария, Константин и Елизавета Глинские рухнули рядом с мёртвым главой рода. Бывший главой рода.
— Знал бы ты, Альвар, какую огромную оказал мне услугу, — промолвил он, засовывая пистолет, из которого застрелил свою семью, в пакет, которым он его всё это время держал. — Этот мир понравился мне куда больше нашего с тобой прежнего. И я решил тут прочно обосноваться. — Он улыбнулся.
Я в замешательстве спросил:
— Кто ты?
— Ох, я твой давний-давний знакомый. Помнишь ли ты Аталу, Альвар?
Я превратился в сплошное напряжение. Всё моё существо завопило о страшной опасности, исходящей от фигуры молодого паренька, стоявшего в нескольких шагах от меня.
— Я любил её, — продолжал Гордиан Херман. — Любил так, как ты и не умеешь. Хотел быть с ней до конца наших дней… я был бы хорошим мужем, Альвар. Но ты оборвал её жизнь. Это сделал ты — и только ты. И пришёл час расплаты.
— Как ты сумел пробраться в этот мир?
— О, поверь, это стоило мне огромных усилий и золота. Ты удивлён? Да, золота. Есть в нашем с тобой старом мире могущественные тёмные чародеи, владеющие такими глубинными тайнами мироздания, которые высшим профессорам магической академии и не снились. Пришлось заплатить высокую цену — но я получил желаемое. О, Альвар, я долго искал тебя. Долго готовился к этой встрече. Я умею быть терпеливым. Ведь я ждал тридцать лет, прежде чем отправить тебя к архиличу.
— Ты заказал мне его уничтожение? — потрясённо спросил я, начавший понимать всю сложность и серьёзность своего положения.
Будто не слыша моего вопроса, Херман продолжал:
— А как удачно сложилось, что я попал именно в семью твоих нынешних заклятых врагов. Богатство сопутствовало мне в прежней жизни — оно есть у меня и здесь. Не хватало лишь одного — власти. Быть под каблуком этого недоумка Вадима Глинского и втайне от него вершить свои дела было крайне неудобно. Я едва сдерживал себя, чтобы не разорвать в клочья Вадима, но тогда весь мой план полетел бы к чертям. Пришлось и тут набраться терпения. Ну, а теперь ты сделал всю работу за меня. Убил этих четверых, — Гордиан кивнул на трупы, — твой пистолет с твоими отпечатками пальцев окажется в жандармерии. Скоро ты окажешься за решёткой, Эгель, а я стану главой могущественнейшего рода империи.
— Не бывать этому! — зарычал я, вставая.
— Не торопись бросаться на меня. Иначе твоя девица захлебнётся собственной кровью.
Я замер.
— Не тронь её!
— Я и не собирался. Ведите её! — крикнул Херман.
Спустя некоторое время по лестнице поднялись двое боевиков Глинских, которые вели между собой… Асю. Но что же с ней…? Я ахнул от ужаса и нестерпимой душевной муки. Ася, моя милая, любимая Ася была изуродована. Почти всё лицо девушки и открытые участки тела были страшно обожжены. С обгорелого, обезображенного лица на меня глядели её, исполненные страдания, глаза.