Подробности войны

Коробейников Максим

Куликов приказал "адъютанту":

– Ну-ка, пусть эти придут.

Вскоре прибыли и доложили три лейтенанта - молодые и такие же грязные и худые, как их командир, но только выше ростом. Ротный был уж очень мал. Одного из них я уже видел. Это он боязливо проскочил мимо нас, когда мы выходили из блиндажа.

Куликов накинулся на них, как только они влезли в землянку и понуро встали перед ним.

– Вот что я вам скажу, - начал он с угрозой.
– Хлеб жрете даром, а воевать вас нет. Я вас предупреждаю. Во время обстрела не прятаться!

Что?! Пока я командир, пощады не ждите. К себе я суров, а к другим беспощаден!

Один лейтенант хотел что-то сказать, но Куликов не позволил ему.

– Не разговаривать!
– крикнул он.
– Кто тебя спрашивает? Подумаешь, какой нашелся... Ты себя еще покажи. Я еще на тебя посмотрю...

В дверях стоял, привалившись к косяку, "адъютант" и с неприкрытым превосходством смотрел на командиров взводов, которых распекал ротный.

– Кто ты такой?
– уже спрашивал Куликов другого.
– Вот ты, скажи мне, кто ты такой?

Лейтенант хотел что-то сказать, но Куликов крикнул:

– Молчи! Я сам знаю, что ты дерьмо. Ты не командир, ты сопля! А я, тут он ткнул себя в грудь указательным пальцем, - я скоро Героем Советского Союза буду.

Куликов махнул рукой. "Адъютант" посторонился, чтобы лейтенанты вышли.

– Бабы, - с презрением произнес Куликов.
– Наделали вот таких лейтенантов! Я спросил его:

– Зачем ты их вызвал при мне? Чтобы показать свою власть? Вот, мол, я какой?

Куликов что-то хотел возразить, но я не позволил.

– Погоди, - сказал я, - ты черт-те что нес, я тебя не перебивал. Теперь ты послушай. Ты почему над людьми издеваешься? Ты почему других за дураков держишь? Ты почему думаешь своей пустой головой, что на тебе одном только все и держится?

Куликов, видимо, не ожидал такого от меня. Он вскочил на ноги и, дико вытаращив свои сумасшедшие глаза, сжав кулаки, пододвинулся ко мне в готовности ударить, разорвать, убить.

Но у него хватило ума не броситься на меня, хотя в дверях в то же мгновение возник "адъютант". Лицо его не сияло, не улыбалось, а стало отвратительно наглым, злобным. И тут тотчас же рядом с ним в дверях, отодвинув его бедром назад к выходу, вырос Анатолий. Он был крупнее "адъютанта". Куликов обиженно сказал:

– Я хотел с тобой выпить, как с другом, как с боевым товарищем, как с равным. А ты смотри какой брезгливый! Да я лучше вылью, чем пить с таким буду.

– Вылей, - сказал я, поднимаясь, - не хочу я пить с дерьмом. С такими никогда не пью.

Когда выходил, Анатолий пропустил меня и закрыл собой со спины, оказавшись, будто неумышленно, между мной и Куликовым. А "адъютант" прижался к косяку так, чтобы мне можно было пройти свободно, и пахнул на меня горячим потом и еле сдерживаемой злобой, которая чувствовалась во всей его фигуре. Проходя мимо, Анатолий нечаянно двинул его плечом, и тот вылетел в траншею.

Я шел не оборачиваясь, чувствуя, что Куликов идет где-то сзади и кипит как самовар. Остановившись, он крикнул мне ни с того ни с сего раздраженно и быстро:

– Подумаешь, ваше благородие! Я думал, таких, как ты, еще в гражданскую войну порасстреляли всех. Читал где-то, как их пускали в расход.

– Дурак ты, - ответил я спокойно.

Куликов собрал воедино и бросил мне вдогонку всю свою обиду и зло, будто его душило то, что он ничего не может сделать со мной такого, чтобы я испугался и взревел от страха.

– Да я, я, - в бешенстве кричал он, - Сталин в Кремле, а я в роте. Возьми, выкуси! Вот я и младший лейтенант, а ты капитан. А я плюю на тебя. Да я всю дивизию спас!

Трудно было понять, откуда это у него берется.

– Насчет Сталина ты больно высоко замахнулся,- сказал я, стараясь показать выдержку и спокойствие.- Жалко мне тебя, Куликов. Говорят, хороший ты человек был.

– А что?
– спросил он, немного остыв и, казалось, даже опешив.

– А то, что доиграешься, вот что, - ответил я.
– Сам погибнешь и людей напрасно погубишь. Ну сам-то черт с тобой. А людей - за что?

Куликов не сказал ни слова. Потом я услышал, как он крикнул на "адъютанта":

– Ну ты, азиатская морда. Чего уши развесил?! Пшел отсюда. Мало ли что мы между собой говорим? Не твое дело. На то мы и командиры.

Когда я пришел в свою роту, то совсем успокоился. Меня обрадовало, что первого, кого я здесь увидел, был рослый и веселый солдат. Он ходил взад и вперед по траншее, то и дело поглядывая деловито в сторону немцев. Когда я поравнялся с ним, он остановился, браво поставил винтовку прикладом к ноге и произнес:

– Здравия желаю, товарищ капитан!

Я ответил и остановился.

– В гости ходили, товарищ капитан?

– В гости. А что?
– спросил я.

– Да так, слава идет плохая. Не дай бог такого командира.

И по тому, как широко улыбался, мне тоже стало весело.

Утром проснулся, но встал не сразу, нежился, испытывая удовольствие, которое шло от печки, только что разожженной Анатолием. Он подкидывал дровишки в печурку и разговаривал с ротным писарем.

– А я заметил, - говорил писарь, - вот если мужик такой маленький, как Куликов, так самолюбия у него на пятерых хватит. У нас был такой же - аршин с шапкой. Но гордый, не подступись!

– Да разве тут дело в росте?
– спрашивал Анатолий.
– Не в росте дело. Солдаты из хозвзвода рассказывают, что Куликов хорошим человеком был. Он у них старшиной был. А как власть дали, сразу другим стал. Вот ведь власть-то как человека испортить может... А рост ни при чем. Все - начальство...

Я подумал: в чем же начальство виновато? Анатолий пошуровал дрова, они сразу осветили землянку, загоревшись веселее.

– Ну, совершил подвиг... Дай ему Героя да поставь командиром пулеметного расчета... Цены человеку не было бы! А то сразу - роту. А в ней, ни больше ни меньше, сто человек... Сам подумай: у кого голова не закружится?