Подруги Высоцкого
Шрифт:
– Смотри, Вень, вот ведь ей не дано от природы ни броской внешности «звезды», ни безумия страстей Джульетты Мазины или нашей Зины… А она всех обошла!.. Я вот что понял: Алла – колоссальный конструктор! И тут не просто сухой расчет. Она все свое имеет – и темперамент, и талант. Но точно знает свои недостатки и обернула их в достоинства… А время сработало на нее!.. Нет, Алла молодчина! И неспокойна, и любопытна, и недовольна собой, и откликается на все предложения…
Вениамин Борисович, вероятно вспомнив игру в кубики, которой они занимались, собирая воедино образ Маяковского еще в спектакле «Послушайте!», воспользовался
1. Душевная ясность, прямолинейность облика и суждений.
2. Осторожность в выборе друзей, настороженная дистанция между собой и собеседником.
3. Университетское образование и актерский успех в театре МГУ.
4. Не курит, отличное зрение, чужда ветрености и закулисной пошлости.
5. В кино и театре – носит очки, курит папиросы, способна на водевильное легкомыслие в ролях мамаш и девиц легкого поведения.
6. Горделива и чужда саморекламе.
7. Готова поплакать над письмом глупейшего содержания, над неуважительной оценкой ролей.
8. В домашнем кругу – философ, мечтатель, любительница медицинских книг, слушатель классической музыки, самобытная художница.
Она, не привыкшая ходить в должницах, тоже попыталась разложить Высоцкого «по полочкам»: «У него было несколько трамплинов. Первый – когда где-то на концерте почувствовал зал в пять тысяч человек – ощутил власть над ним. Второй – когда с Таганки ушел Коля Губенко и все его роли перешли к Высоцкому. А Губенко был очень хорошим актером, физически подготовленным. Поэтому Высоцкому пришлось осваивать многое… И, конечно, женитьба на Марине Влади, которая в России была чуть ли не национальной героиней, знаменитой колдуньей из одноименного фильма. И вдруг кто-то, какой-то маленький, женится на такой диве – манок славы! Это все надо было держать…»
Лопахина Высоцкий играл, по мнению Демидовой, с трагическим ощущением. Может быть, в предвосхищении своего конца? Это был трагический Лопахин; человек, закончивший свои дни, как многие крупные купцы ХIХ – начала ХХ века: Мамонтов, Третьяков, Морозов, тонкие ценители искусства, которые так ужасно кончили свой жизненный путь…
После смерти Высоцкого «Вишневый сад» был снят с репертуара. Без него актеры просто не могли играть этот спектакль. Однако осенью 85-го, когда «Таганку» уже возглавлял Анатолий Эфрос, театр пригласили на весьма престижный Белградский международный фестиваль (БИТЕФ) с обязательным условием – привезти «Вишневый сад». Пришлось лихорадочно восстанавливать постановку. Роль Лопахина доверили молодому актеру Борису Дьяченко.
Высоцкого в этой роли ему видеть не довелось, что как раз было плюсом и дарило надежду. Но – «спектакль не изменился, изменились мы, – признала Демидова. – Играю Раневскую по-другому – это требует большой внутренней подготовки…» И добавила: «Я оценила партнерство Высоцкого в полной мере, когда стала играть без него…»
Пришли молодые актеры, ей неинтересно стало отвечать на всяческие их вопросы, довольно примитивные и никчемные. «У меня нет педагогического терпения, чтобы от печки танцевать, – оправдывалась Алла Сергеевна. – Я не режиссер, у меня нет организаторских способностей… Эфрос не зря говорил: «Режиссер – это человек, который изо дня в день повторяет одно и то же». Это действительно так. Ведь пока актер себя не подготовит
А я им сразу давала результат и думала, что они понимают. Они понимали, но опять же на словесном уровне. У них не было опыта, чтобы понять это по-актерски, профессионально. Поэтому вот так полюбовно разошлись».
Насчет «полюбовно» – это мягко сказано. Алла Сергеевна просто отказалась играть с Дьяченко. «Она, предполагая свой авторитет, нашими руками хотела отрубить Борису башку, – объяснял неудавшуюся попытку реанимации «Вишневого сада» Валерий Золотухин. – Конечно, он никакой не Лопахин…»
В середине 70-х Демидова и Высоцкий, воодушевленные успехом чеховского спектакля, решили продолжить свои совместные творческие поиски, попробовать самостоятельно создать некое камерное представление именно на Таганке, которая начиналась с массовых представлений, как «театр площадей». Жанр постановки «Десяти дней…» в афишах вообще был обозначен в разудалом стиле уличных зазывал – «Народное представление в двух частях, с пантомимой, цирком, буффонадой и стрельбой!» На подобном фоне тихий, домашний спектакль мог бы стать противовесом с оттенком легкой сенсации.
В поисках литературного материала вольнодумцы поначалу предполагали инсценировать дневники Льва Николаевича и Софьи Андрееввны Толстых. Это был бы рассказ о том, как эти два человека, живя много лет бок о бок, одни и те же события воспринимают по-разному. «Материал был очень интересный, но, – сожалела Демидова, – с ним нужно было много работать…»
Виталий Вульф, прекрасный знаток театра, эстет и переводчик, узнав о проблемах, занимавших любимых актеров, рассказал им, что недавно ему в руки попала последняя пьеса Теннесси Уильямса «Игра для двоих», он ее перевел и считает, что она замечательная…
«И мы пришли с Высоцким к Вульфу читать пьесу, – вспоминала Алла Сергеевна. – Она понравилась, позже ее утвердили. В Министерстве культуры сделали пометку о том, что эта пьеса специально для Демидовой и Высоцкого. Именно потому мы и не торопились с ее постановкой – куда спешить? Ведь она и так наша. Да и некогда было…»
У пьесы Уильямса было два варианта и два названия – «Крик» и «Игра для двоих». Автор считал, что это его лучший текст после «Трамвая «Желание», своего рода творческий итог, крик души, «пьеса о людях, которые боятся выйти наружу».
Гениально простое сценическое оформление спектакля сразу предложил художник Давид Боровский: на сцене в беспорядке должны были быть свалены в кучу фрагменты декораций прежних таганковских спектаклей. Груда сломанных деревьев из «Вишневого сада», гроб Йорика из «Гамлета», что-то из Брехта, былых поэтических композиций, дверь и кресло из «Преступления и наказания»…
Кто мог поставить пьесу? Высоцкий почему-то решил, что это должен быть ее автор. Виталий Яковлевич пробовал его урезонить: Володя, Уильямс – гениальный американский драматург, живой классик, лауреат Пулитцерской премии, недосягаемая величина, заинтересовать его постановкой пьесы в Москве можно, только пригласив на премьеру. И то вряд ли он откликнется…