Подсолнух
Шрифт:
На удивление Татьяны люди, даже те, что проходили мимо, не останавливаясь посмотреть, кидали им монетки и купюры в рюкзак. К концу вечера, после двух часов выступления, они набрали примерно пять тысяч рублей – неимоверно большую для Татьяны сумму теперь. У нее в голове тут же выстроилась цепочка идей, как она сможет продержаться этот месяц, не занимая ни у кого в долг и не прося о помощи.
– Неплохой куш! – воскликнула Лада, когда они вышли из ближайшего фаст-фуда с разменянными купюрами. – В два раза больше, чем вчера!
В глазах девушки отразился отблеск монет. Она переглянулась
– Держи, твоя треть.
Лада вручила Татьяне одну тысячную купюру и несколько сотен.
– А мы пойдем это вместе тратить, – сказала Лада, предупредив ее вопрос. – Мы бы и тебя позвали, но тебе же на работу надо.
Она скосила недовольный взгляд на мать, которая сидела за рулем и подкрашивала губы.
– В следующий раз, – сказал Юра и подмигнул пустому месту между Татьяной и Ладой. Видимо, парень хотел объять своим подмигиванием обеих девушек, но вышло плохо.
– Ладно, спишемся, – сказала девчонка, махнув рукой на прощание, и увела друга под локоть в толпу.
Такое взаимовыгодное сотрудничество всем было на руку продолжать. Сейчас для Татьяны каждый рубль был ценен. Теперь жизнь не казалась ей невыносимо несправедливой и жестокой, как несколько часов назад. Скорее, сносной. В ней было разное: и плохое, и хорошее. Одно сменялось другим, другое следующим. Это означало, что и проблемы, и эта черная полоса должны пройти. Когда-нибудь. В любом случае, глубоко размышлять над никчемностью бытия ей не хватало времени. Арина пригласила Татьяну в машину на место дочери.
– А нам точно надо вместе приезжать на работу? – осторожно спросила девушка, вспоминая, как недовольны были танцовщики тем, что арт-директор устроила ее самовольно.
– А что тебя смущает? – невозмутимо ответила вопросом на вопрос Арина.
– Ну, – замялась девушка, – просто все говорили про блат и все такое. Слухи будут ползти.
Женщина засмеялась и завела мотор.
– Слухи уже поползли. Их не остановить. Так что не парься, – сказала она, выезжая на дорогу. – Главное, не подведи меня. Я на тебя поставила.
Арина боковым зрением посмотрела на девушку, а та вжалась в сиденье и стала разглядывать деревянную ручку бардачка. Автомобиль не был новым, но за ним хорошо ухаживали. Кожаный салон, торпедо с деревянными вставками, панель управления электроникой из приятного на ощупь пластика – все отдавало не столько дороговизной, сколько качеством. Татьяна не заметила ни одной побрекушки, которыми любил наполнять свой автомобиль отец. Только гелевый ароматизатор стоял на торпедо в углу у окна. Внизу между водительским и пассажирским сиденьем имелся подлокотник с открывающейся крышкой. Специальные отверстия для стаканов и бутылок пустовали. Пыль едва была заметна. Руль обтягивал дополнительный чехол из белой кожи. Педантичность хозяйки читалась в каждой детали. На заднем сиденье валялся Ладин рюкзак и стояла бархатная дамская сумочка, не объемная, но с твердым каркасом.
Арина сильно дала газу. Машина послушно подалась вперед. Шумоизоляция в автомобиле тоже отличалась качеством. Рев рядом проезжающих моторов совсем не напрягал Татьяне слух. Это позволило ей немного успокоиться
– Молодец, не стушевалась на Арбате, – сказала Арина, глядя на дорогу.
– Спасибо, – скромно ответила Татьяна, мельком взглянув на женщину.
– У тебя неплохо получается. Что бы тебе ни говорили ни Света, ни кто-либо другой, знай это. А с опытом станет только лучше.
Она повернулась к девушке и улыбнулась. Но та не успела улыбнуться в ответ, потому что женщина сразу отвернулась на дорогу. Такие слова поддержки Татьяна точно не ожидала услышать от директора.
– Почаще танцуй на Арбате. Очень хорошо раскрепощает. Даже по Ладе можно судить.
Затем Арина замолкла, сконцентрировавшись на небольшой пробке из-за ДТП, в которую они встряли сразу за поворотом. Женщине пришлось резко тормозить, чтобы пропустить перестраивающийся с аварийной полосы автомобиль. Она выругалась в лобовое стекло, как шестидесятилетний мужик, всю жизнь проработавший в шахте, и снова дала газу, чтобы не дать проехать следующему.
– Сексуальности тебе, конечно, надо добавить, – продолжила Арина, когда ситуация на дороге нормализовалась. – Мне нужно, чтобы ты танцевала без запинки, без задоринки к концу испытательного срока. А то сейчас создается ощущение, что ты стесняешься собственного тела, почем зря.
– Меня так воспитывали, – оправдалась Татьяна и еще больше застеснялась, отвернувшись к окну.
На улице поздние сумерки заставляли загораться рекламные вывески и наименования брендов и фирм на нижних этажах монументальных зданий. Серые бездушные глыбы как будто оживали, излучая различные цвета радуги. Преобладали белый, желтоватый и красный, изредка оттеняемый кислотно-зеленым или фиолетово-синим. В некоторых витринах ресторанов мигали звездочки-гирлянды, скрывающие припозднившихся с ужином посетителей. Дети исчезали с детских площадок. Со скамей пропадали пожилые пары. На тротуары и скверы толпами вываливала молодежь. Так день шаг за шагом уступал ночи.
– В сексуальности нет ничего постыдного, – наставнически говорила арт-директор, глядя прямо перед собой, как будто начитывала лекцию на диктофон для будущих поколений. – Без этого в индустрии развлечений никуда. Ты молода, красива и сексуальна. Надо это принимать. Хотеть, чтобы тебя хотели, нормально. Это ведь один из основных животных инстинктов. Мы стремимся завоевать внимание других людей, физически их привлекать, чтобы иметь больше возможностей передать собственные гены. Я, конечно, утрирую, но в этом суть. Это наше естественное право. Только закостенелое общество, управляемое лицемерными поборниками морали, взращивает таких, как ты. Я думаю, все из-за собственных комплексов. Нормальному, адекватно оценивающему себя, человеку нечего стесняться и незачем стеснять других.