Подсолнух
Шрифт:
– Вот у меня папа тоже все всегда на глаз делает. Я всегда поражалась, как так получается. И всегда одинаково ведь!
Это был первый случай, когда девушка заговорила об отце после предложения Адлии здесь остаться.
– У тебя отец повар? – поинтересовалась женщина, вручая Татьяне половник и банку с рисовой крупой.
– Нет, – пошла на попятную та и замкнулась, сделав вид, будто ничего важнее, чем наполнение казана рисом, не существует.
– Просто необычно, что мужчина в семье готовит.
– Он меня один воспитывал.
Татьяна
– Почему ты от него сбежала?
Адлия внимательно посмотрела на девушку, вглядываясь в лицо и наблюдая за микро изменениями мимических мышц. Татьяна то хмурилась, надувая щеки, то опускала глаза, расслабляя лоб и скулы, слегка приоткрывая рот, то втягивала щеки внутрь, поджимая губы. Побег от отца вдруг показался ей стыдным, легкомысленным и заслуживающим осуждения.
– Он с тобой жестоко обращался? – уточнила Адлия.
– Нет, что ты, – завертела головой Татьяна, все еще боясь посмотреть на женщину. – Не хотела, чтобы он все за меня решал. Он, итак, всю жизнь за меня все решал, а я думала, что так надо. Пока…
Она осеклась, прикусив губу.
– Сбавь огонь на тройку, – сказала женщина, указывая на круглый пластиковый переключатель режима конфорки. – На, кинь чеснок и накрой крышкой. Только полотенце не забудь.
Адлия протянула очищенную головку чеснока. Татьяна очнулась, приняла его и быстро исполнила указание. Девушка уже видела, как соседка окутывала крышку казана кухонным полотенцем перед тем, как накрыть ей плов, и повторила сейчас то же самое, хоть и неуклюже. Та одобрительно кивнула. Татьяна принялась записывать свои действия по порядку.
– Я тоже в молодости от этого сбежала, – сказала Адлия, помолчав. – В моей стране, вообще, женщины так живут. Не могут ничего решать. Ничему не учатся, замуж выходят, за кого скажут родители, рожают детей, сколько хочет муж, и все делают для него. И так до сих пор. Кто-то так живет и не тужит. Многие и не хотят ничего решать сами. Им всегда легче обвинить кого-нибудь в своем несчастье, чем иметь ответственность за свое счастье. А я все пыталась найти свое сама.
– Нашла?
– Ага, дважды, – посмеялась женщина. – От которых тоже сбежала.
Татьяна слабо улыбнулась.
– Вокруг меня все кричали «Женское счастье! Женское счастье!» – поднимая руки вверх, пародируя базарных баб, продолжала Адлия. – А я, честно, до сих пор не понимаю, что это и почему оно женское? Вступить в брак, родить ребенка – только ли женское счастье? Как будто мужики здесь ни при чем. Вот твой отец, разве не счастлив, что родил тебя и воспитал? Это ведь и мужское счастье тоже, нет?
Девушка задумалась, приложив ручку к губам. Адлия смотрела на тяжелый чугунный казан, едва помещающийся на конфорке. Молчание продлилось недолго, потом она продолжила:
– Или разве женщина не счастлива, когда вверх идет по карьере? Разве только мужики таким вещам радуются?
На лице Адлии
– Мне кажется, люди слишком простые, привыкли делить мир на черное и белое, не зная, что в природе нет таких цветов, – говорила она задумчиво, подперев ладонью голову и упершись локтем в столешницу. – И черный, и белый состоят из всех цветов радуги. Это ведь физика. Я помню, мне первый муж объяснял.
Встретив любопытствующий взгляд Татьяны, она для убедительности закивала.
– Я многого о мире не знаю. Я школу едва закончила, – женщина выдавила невеселый смешок. – Но знаю, что никто о мире и о других много не знает. Мир слишком большой, чтобы его до конца узнать. А людей, тем более, слишком много, чтоб узнать каждого. Никакой жизни не хватит. Поэтому, я думаю, что для одного женское счастье, то для другого мужское. И вообще, для одного это может быть счастье, а для другого несчастье.
Она развернула левую руку влево, а правую – вправо, как бы показывая двойственность ситуации и докончила.
– А чтобы понять, что для тебя счастье, надо жизнь прожить. Но, я думаю, суть в том, чтобы самому прожить, как сам решишь. Только потом узнаешь, нашел ты счастье или нет, никого не виня.
И они обе надолго погрузились в задумчивое молчание. Адлия глядела на казан, не отрывая глаз, будто боялась, что плов сбежит от них, а Татьяна в окно, за которым летний оранжевый закат погружался в ночь за горизонт.
Когда ужин был готов, они возобновили разговор, но уже в другом русле. Адлия начала говорить про турецкий сериал, который недавно начала смотреть, а Татьяна слушала и внимала, поражаясь перипетиям любовно-драматического сюжета, который там закрутили всего за пять первых серий. После она начала смотреть этот сериал вместе с соседкой, потому что ей хотелось отвлечься от перипетий собственной жизни, да и момент, на котором та остановилась, заинтриговал ее не меньше, чем саму Адлию.
Татьяне было комфортно. Но были и неприятные моменты, которые пришлось постигать с нуля, а именно: уборка. Совместное проживание требовало соблюдения взаимных прав и обязанностей, которые ей раньше не было необходимости чтить. Адлия сразу все разъяснила, причем без права выбора: нужно мыть за собой посуду каждый раз после еды, нужно мыть полы, нужно протирать пыль, а также по графику дежурств убираться в местах общего пользования коммунальной квартиры.
Татьяне сразу повезло, и именно на этой неделе наступила очередь Адлии.
– Так-то здесь все аккуратные живут, – сказала женщина, когда они шли по темному скрипучему коридору коммуналки.
Начать Адлия предложила с кухни. Девушка оглядела небольшое помещение глазами и согласилась с ней. Здесь все было разложено по местам. Никто не оставил даже грязной посуды. Толстых слоев пыли, как в квартире у Вадима, она не заметила. Только на полу остались нечеткие следы из-под тапочек у мойки, а, в остальном, все казалось чистым.