Подвиг на Курилах
Шрифт:
Только позднее выяснилась причина необычного настроения Уварова…
Плотик, в котором разместились они с Егоровым, как поплавок прыгал на мелкой волне.
— Ну, действуйте, — напутствовал моряков боцман.
Когда часа два спустя он перегнулся через борт, чтобы посмотреть, как они там, то невольно услышал их разговор. Боцман ведь не сомневался: при покраске, как и во время сращивания тросов, Егоров будет задавать тон. Не без умысла послал их вместе, рассчитывая, что Уваров будет учиться у бывалого Егорова. А тут вдруг
— Ты, Вася, не так кисть держишь. Видишь, какие мазки получаются?
— У меня рука затекла, — оправдывается Егоров. — Я б лучше якорь-цепь вручную выбрал, чем этой покраской заниматься!
— А все потому, что кисть неправильно держишь. Вот, погляди, как надо.
Вилков залюбовался Уваровым. Ну, и молодчина! Даже не верилось, что это тот самый краснофлотец, который еще совсем недавно был таким беспомощным и неумелым при сращивании металлического троса.
Перед ужином, спустив на воду «тузик» — маленькую двухвесельную шлюпку, боцман обошел на ней корабль. Свежевыкрашенный правый борт поблескивал в лучах заходящего солнца голубовато-серой поверхностью. Совсем даже неплохо получилось.
Вечером он доложил командиру корабля:
— Покраску правого борта закончили.
— Хорошо. Вы свободны, боцман.
Николаю показалось, что говорил с ним капитан-лейтенант суховато. Но едва за боцманом закрылась дверь, на лице командира появилась довольная улыбка. «А боцман-то действует не хуже Дроздова…»
Выстроив на юте боцманскую команду, Вилков прошелся перед строем, плечистый, с отменной выправкой.
— Краснофлотцы Егоров и Уваров, два шага вперед!
По стальным палубным плитам гулко застучали тяжелые матросские ботинки.
— Кругом!
Теперь Уваров и Егоров стояли перед строем.
— За отлично сделанную работу, — громко начал Вилков, — краснофлотцам Егорову и Уварову объявляю благодарность.
— Служу Советскому Союзу! — произнесли они.
Предстоял поход. А прогноз погоды был неважный. Ожидался шторм. На верхней палубе нужно было все закрепить по-штормовому: там находился важный груз…
Капитан-лейтенант в сопровождении боцмана обошел палубу, придирчиво проверил крепление. По его сухощавому лицу нельзя было понять, доволен он действиями нового боцмана и его подчиненных или чем-то неудовлетворен.
И все же Николаи проникался к нему все большим уважением.
«Дотошный! Такому пыль в глаза не пустишь», — размышлял боцман, следуя за командиром. А тот на ходу бросал короткие замечания:
— Подтянуть трос.
— Лучше закрепить брезент.
Особенно внимательно осмотрел капитан-лейтенант, как закреплены громоздкие грузы — кубической формы ящики, на которых чернели надписи: «Осторожно! Не кантовать!».
Закончив осмотр палубы, он бросил на ходу «добро» и, почти не касаясь руками поручней, легко взбежал по трапу. На мостике его поджидал замполит, который тут же поинтересовался:
— Ну,
— В порядке.
Когда бушует океан
Тяжелая океанская волна обрушивалась на плавбазу «Север». Корабль то заваливался на один борт, то тяжело и медленно выпрямлялся, чтобы крениться на другой. Это продолжалось уже не первые сутки, так что моряки едва держались на ногах.
Плавбаза «Север» получила задание доставить в отдаленный район побережья Охотского моря, где полным ходом шло строительство нового порта, необходимое оборудование.
— Никакие ссылки на плохую погоду во внимание не принимаются, — жестко произнесли в штабе.
Эти-то слова и вспомнил сейчас командир. Он стоял на уходящей из-под ног палубе; по черному прорезиненному плащу с надвинутым на самые брови капюшоном стекала вода. Сжимая обеими руками опорную скобу, командир с тревогой прислушивался, как звенит под ударами волн бортовая обшивка.
На четвертый день шторм начал понемногу ослабевать. Стараясь перекричать неумолчный шум океана, капитан-лейтенант осипшим, простуженным голосом обратился к вахтенному командиру:
— Узнайте у штурмана силу ветра.
…Штурман склонился над картой, где мелкими жучками пестрели выведенные остроконечными карандашами цифры и линии прокладки, устремившиеся к знакомым очертаниям Охотского побережья. Цветные карандаши перекатывались по столу, и только высокие бортики не давали им упасть на палубу.
Прозвенел телефон.
— Какая сила ветра, штурман? — раздался в трубке голос вахтенного.
— Порядка семь-восемь баллов, — ответил штурман.
— А прогноз? — уже по собственной инициативе поинтересовался вахтенный.
— Постепенное ослабление силы ветра. К концу дня ожидается до пяти баллов…
В это время Николай Вилков с матросами боцманской команды находился на обычном в походных условиях месте — в помещении со шкиперским имуществом. Он очень сочувствовал бедняге Уварову, который маялся от морской болезни. Бледное, покрытое бусинками пота лицо, глаза ввалились. Несколько раз боцман пытался отправить его в кубрик, чтобы тот отлежался на койке, но парень упрямо отказывался:
— Не надо, товарищ старшина. Я лучше со всеми..
Егоров где-то раздобыл соленый огурец и протянул Уварову:
— На, пожуй, может, полегчает.
— Спасибо.
— Пожуй, потом будешь благодарить.
Уваров с опаской надкусил огурец, прожевал кусок и с усилием проглотил солоноватую мякоть. Вскоре он действительно почувствовал, что изводившая его тошнота почти исчезла.
— А шторм малость стал тише, — радостно заметил он.
Вилков улыбнулся: если Уваров так заговорил, значит, моряки одолели непогоду. Но именно в этот момент с палубы донеслись сильные удары и скрежет. В следующее мгновение боцман был уже у двери.