Подвиг продолжается
Шрифт:
— Да какая я тебе сродственница! Волк серый тебе сродственник!
Парень пытается улизнуть.
— Стой!
Старик доктор торжествует:
— Думают, если война, то и управы на них нет! Есть!
Перед рассветом Котов немного вздремнул. Прямо в отделении. А рано утром на первый Сталинград подали эшелон с ранеными. И снова взвод Котова на ногах. За первым эшелоном последовал второй, третий... Так шли дни и ночи. Вокзал — госпиталь, стадион — пристань. И всюду люди, люди, люди... Бездомные, голодные, несчастные.
3
23 августа 1942 года взвод Котова нес патрульную службу в центре города. В Сталинграде уже было объявлено осадное положение, введен комендантский час. Немцы бомбили город и раньше. Огонь Сталинграда полыхал над Волгой уже второй месяц, но то, что увидели сталинградцы 23 августа, едва ли назовешь простой бомбежкой. Это было варварское, дикое разрушение города, непохожее ни на один налет в истории войны. Свыше тысячи самолетов с паучьей свастикой с утра повисли над Сталинградом.
— Ну, кажется, начинается, — процедил Яков и повел своих людей в укрытие, ближе к областному управлению милиции.
Бомбардировщики заходят и заходят в пике. Ниже, ниже... Самолеты взмывают вверх, и зловещее завывание сотен бомб врезается в тишину примолкшего города. Затем взрывы. Котов невольно отсчитывает: один, второй, третий... Фугасная, зажигательная, осколочная... Кажется, взрывам не будет конца. Люди давно потеряли им счет, так же, как часам и минутам. Одну группу самолетов сменяет другая... Они бомбят методично, квартал за кварталом, метр за метром. Город горит. Взлетают в воздух школы, жилые дома, детские садики, парки. Огонь и пепел, огонь и пепел. Дым застилает солнце, пламя — под самые облака.
Кровавые блики огня падают на лица людей. Котов смотрит на этот ад, смотрит на своих милиционеров и удивляется: как это они живы? Кажется, что не только люди железо должно расплавиться. И железо плавилось...
Едва прозвучал отбой тревоги, Котов поднялся, стряхнул с шинели штукатурку. За ним остальные. И словно не было смертельной опасности, словно не пережили ее люди минуту назад.
— Живей на раскопки. Все готовы?
— Все...
— Ты, Клочков, идешь к рынку. Ты, Андрей, со своим отделением к вокзалу... Сообщение через связных. Проверить каждую щель, каждый подвал.
...Милиция идет по городу. Сегодня ее помощь особенно нужна. Котов останавливает свою группу у подвала трехэтажного дома недалеко от универмага. Собственно, дома нет, он начисто снесен тяжелой бомбой. Но бетонированный подвал выдержал, не проломился. Вход завален искореженными балками, битым кирпичом, штукатуркой. Все дымится.
Котов вспомнил: в этом доме бомбоубежище.
— Здесь, — говорит он решительно и первым поднимает с земли обожженный кирпич.
— Живы ли? — спрашивает кто-то.
— Видишь, потолок не рухнул, значит, живы...
— Задохнуться могли.
Ему не отвечают. Но страшное предположение заставляет всех с удвоенной энергией вгрызаться в обломки. Два часа не разгибали спины. Уставшие, перепачканные известкой, милиционеры думали об одном: скорее! Вот и двери...
Посеревшие от ужаса люди обнимают спасителей. Старик усач утирает слезы:
— С того света вернулись...
Котов улыбается старику и снова командует:
— Пошли!
У полуразваленного здания он снова останавливается.
— Здесь...
Все ближе линия фронта, все чаще налеты вражеской авиации. Шестая армия немцев оттеснила наши порядком поредевшие части за Дон. Враг вот-вот может появиться на подступах к Сталинграду. И он появился...
14 сентября фашисты ворвались на окраины Центрального района. Все смешалось: взрывы снарядов и бомб, лязг вражеских танков, стоны раненых... Вернувшись из разведки, Котов доложил Учакину обстановку:
— Немецкие танки правее вокзала!
— Что же, будем отходить. Сбор у командного пункта нашего управления. Отходить организованно!
На берегу Волги, у переправы, сумятица. Люди мечутся в ужасе. Рядом с Котовым, который провел свой взвод через горящие завалы к Волге, появился незнакомый офицер с тремя солдатами.
— А ну, милиция, подсоби!
Котов и сам понимал, что еще немного, и немцы в упор расстреляют сверху всю эту толпу. Надо быстро занять оборону и не подпустить их к берегу, иначе...
— За мной! — подает он команду.
А офицер уже носится по берегу:
— Стой! Назад!
Голос у него зычный, крепкий, далеко слышно. Солдаты потянулись к офицеру.
— А теперь вперед!
Бойцы поднимаются по склону берега и занимают оборону недалеко от здания нынешнего театра музкомедии. В одной цепи с ними и люди Котова. Встреченные яростным огнем, немцы вскоре отхлынули...
Ночью группа Котова добралась до КП управления. Короткая передышка — и на передовую. Работники областного управления милиции держали оборону в районе пивзавода, мельницы, дома специалистов. С рассветом фашисты обрушили на этот участок ливень огня и металла. Несколько часов работала вражеская авиация, минометы. И вот, уверенные в том, что там не осталось ничего живого, фашисты устремились в атаку. Шли нагло, во весь рост.
Но камни вдруг ожили, заговорило железо. Из каждой щели, из каждого разбитого окна полыхнул огонь. Гитлеровцы попятились.
...Кажется, это уже третья атака за утро. Котов облизывает пересохшие губы и стреляет, стреляет... Бьет он метко, наверняка. Свои ребята называют его снайпером. Да и не только свои. Пришли соседи:
— Выручай, Котов. Снайпер фрицевский нас донимает. Сними.
И Котов снимает...
Едва отбили атаку, прибежал связной:
— Котов, к начальнику управления!