Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара(сб.)
Шрифт:
Мы снова выскочили на дорогу и в сумрачном свете заката поскакали в небольшую деревню Лобенштейн. Едва лошадь ступила на брусчатку, как подкова слетела с ее копыта. Мне пришлось вести ее к деревенскому кузнецу. Огонь в кузнице едва горел. Рабочий день кузнеца давно закончился, таким образом, мне предстоит прождать здесь не менее часа, прежде чем я смогу продолжить дорогу. Проклиная все на свете за задержку, я направился в деревенскую таверну и заказал к ужину холодного цыпленка и немного вина. До замка оставалось несколько миль. Я рассчитывал, что успею добраться туда к вечеру, передать бумаги, а уже завтра направлюсь во Францию с ответным письмом.
А теперь я расскажу вам, что свалилось на мою голову на постоялом дворе в Лобенштейне. На стол передо мной поставили цыпленка и вино. Я с жадностью набросился на пищу, ведь, как вы помните, весь день провел в седле. Неожиданно из-за дверей донесся какой-то шум. Поначалу я решил, что это крестьяне, выпив несколько кружек пива, устроили перебранку и вышли за порог выяснять отношения. Но вдруг сквозь неясный шум прорезался звук, способный такого человека, как я, поднять из гроба. Это был жалобный плач женщины. Я бросил на стол вилку и нож, и уже через мгновение оказался в середине толпы, собравшейся за дверью.
Здесь были толстощекий хозяин таверны, его белобрысая жена, горничная, два конюха и еще двое-трое жителей деревни. Лица мужчин и женщин пылали от ярости, а в середине толпы стояла хрупкая девушка с бледными щеками и полными ужаса глазами. Такой красотки еще не приходилось видеть даже бывалому сердцееду вроде меня. С высоко поднятой головой и затравленным взглядом она выглядела существом иной расы, не похожей на диких и грубых крестьян, окруживших ее. Я не успел сделать шага от крыльца, как она бросилась мне навстречу, схватила мои руки, и глаза ее радостно заблестели.
– Французский солдат и благородный человек! – воскликнула она. – Наконец я в безопасности.
– Да, мадам, вы в безопасности, – подтвердил я. Я не смог удержаться, чтобы не взять ее ладонь в свою. – Приказывайте, я выполню все, что вы пожелаете, – добавил я и поцеловал ее руку, давая понять, что не шучу.
– Я полька! – воскликнула она. – Мое имя – графиня Палотта. Они накинулись на меня за то, что я симпатизирую французам. Не знаю, что они сотворили бы со мной, не пошли небеса вас на помощь.
Я снова поцеловал ее руку, чтобы она не сомневалась в моих намерениях, затем повернулся лицом к толпе. Я умею придавать своему лицу нужное выражение – через минуту прихожая была пуста.
– Графиня, – сказал я, – с этой минуты вы под моей защитой. Вы падаете с ног, стакан вина придаст вам сил.
Я предложил ей руку и провел к себе в комнату, усадил за стол и поставил перед ней еду и вино, на что она с удовольствием согласилась. Как расцвела теперь эта женщина, раскрывшись, словно цветок под солнцем! От ее красоты комната, казалось, стала светлее. Она увидела восхищение в моих глазах, и, похоже, я ей тоже понравился. Ах, друзья, в мои тридцать лет никто бы не назвал мою внешность заурядной. Во всей легкой кавалерии вы не нашли бы лучших бакенбардов. Возможно, бакенбарды Мюрата были чуть длиннее, но все соглашались, что его бакенбарды все-таки несколько длинноваты. Кроме того, я знал, как себя вести. К разным женщинам следует подходить по-разному. Женщину следует завоевывать, словно крепость: при плохой погоде в осаде все решают фашины {84} и лестницы, а при хорошей – мины и подкопы. Мужчина, в котором напор сочетается с мягкостью, который умеет быть пылким и одновременно робким, самоуверенным и благородным, – такой мужчина более всего опасен в глазах матерей. Мне выпало покровительствовать одинокой женщине. Зная себя, свой характер, я старался не ударить лицом в грязь. Но ведь в такой ситуации у меня должны быть привилегии, и я решил ими воспользоваться.
84
…фашины… – Фашина (нем. Faschine от лат. fascis – связка, пучок) – перевязанный прутьями или проволокой пучок хвороста; применяется при земляных работах для укрепления насыпей, плотин, для прокладки дорог в болотистых местностях.
Ее манера вести разговор была так же очаровательна, как и ее лицо. Она кратко рассказала, что направлялась в Польшу в сопровождении брата, который заболел в пути. Она уже не раз встречала суровый прием со стороны немцев, потому что не скрывала доброго отношения к Франции. Затем, отвлекшись, она стала расспрашивать меня о моих делах. Разговор перешел на мою особу и коснулся моих подвигов. Она призналась, что уже слышала обо мне, поскольку была знакома с несколькими офицерами Понятовского, которые рассказывали ей о моих приключениях. Тем не менее она захотела послушать меня самого. Никогда еще я не наслаждался таким приятным разговором. Большинство женщин делают серьезную ошибку, говоря в основном о себе, но эта слушала мои истории так, как вы сегодня, и просила продолжать и продолжать. Время пролетело незаметно. Я с ужасом услышал одиннадцать ударов колокольных часов и понял, что не вспоминал о долге перед императором целых четыре часа.
– Простите, мадам, – вскочил я на ноги. – Мне необходимо немедленно отправляться в Гоф.
Она тоже поднялась и укоризненно взглянула на меня.
– А я? Как быть мне?
– Это мой долг перед императором. Я и так чересчур надолго задержался здесь. Мне пора в путь.
– Вам пора? А я должна остаться среди этих дикарей? О, зачем вы только встретились мне? Зачем заставили меня положиться на вас?
Ее глаза наполнились слезами, и она, уткнувшись мне в плечо, разрыдалась. Сейчас покровителю выпало нелегкое испытание. Ведь молодому офицеру надлежало выполнить долг! Но я выстоял. Гладя ее пышные темные волосы, я нашептывал ей слова утешения. Одной рукой я обхватил ее за талию, исключительно для того, чтобы она не упала без чувств. Наконец она обратила ко мне заплаканное лицо.
– Воды, – еле слышно попросила она. – Ради Бога, воды.
Я понял, что еще минута – и она потеряет сознание. Я уложил обессиленную девушку на кушетку и помчался за кувшином. Вернувшись с водой через несколько минут, я, к своему удивлению, обнаружил, что комната пуста: прекрасная незнакомка исчезла, причем не оказалось ни ее шляпки, ни инкрустированного серебром хлыста для верховой езды, который лежал на столе. Я выбежал из комнаты и громко позвал хозяина. Он ничего не знал о случившемся, не видел женщины до этого и не станет слишком переживать, если больше никогда не увидит. Видел ли кто-либо из крестьян, как кто-то ускакал? Нет, они никого и ничего не видели. Я рыскал там и тут, пока не очутился против зеркала, перед которым замер с выпученными глазами и широко раскрытым ртом.
Все пуговицы моего ментика были расстегнуты. Мне не нужно было проверять рукой, чтобы удостовериться: драгоценные бумаги пропали. О, какова глубина коварства, что кроется в женском сердце! Она ограбила меня в тот самый момент, когда прижималась к моей груди. Когда мои губы нашептывали ей на ухо нежные слова, а руки гладили волосы, ее руки «поработали» под моим доломаном. И это когда я всего лишь в двух шагах от цели, не в силах выполнить свою миссию, которая стоила жизни одному достойному человеку и может стоить чести другому! Что скажет император, узнав, что я потерял его пакет? А поверит ли армия в то, что Этьен Жерар способен на такое? А если узнают, что женщина выманила пакет у меня, что за хохот будет стоять у походных костров и в солдатских столовых!..
Но кое в чем я не сомневался: ссора и «расправа» над так называемой графиней были разыграны с самого начала. Проклятый хозяин таверны являлся участником заговора. У него я должен узнать, куда делись мои бумаги и кто такая графиня. Я схватил со стола саблю и бросился на поиски. Однако мерзавец просчитал мои планы и приготовился к встрече со мной должным образом. Я нашел его во дворе с мушкетом в руках. Его сын рядом держал на цепи огромного мастифа. Два конюха с вилами стояли по обе стороны от своего господина, а позади жена хозяина освещала место предстоящей схватки фонарем.