Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара(сб.)
Шрифт:
В течение нескольких минут я не осмеливался пошевелиться: шум борьбы мог привлечь товарищей злополучного испанца. Однако окрестности оставались безмолвными. Лишь часы на городской башне громко пробили полночь. Я прополз вперед по ветке и очутился на крыше. Мушкет испанца лежал неподалеку, но в нем не было никакого проку, так как мешочек с порохом остался на поясе убитого. Как только мушкет обнаружат, враги поймут: что-то случилось. Я не нашел ничего лучшего, чем сбросить оружие вниз. Затем я осмотрелся по сторонам, чтобы найти способ слезть с крыши и пробраться в город. Здравый смысл подсказывал, что простейший путь спуститься – это тот, которым часовой забрался наверх. Неожиданно прозвучал громкий голос:
– Мануэло, Мануэло!
Спрятавшись в тени, я увидел, как голова бородатого мужчины показалась в отверстии люка. Не получив ответа, мужчина вскарабкался на крышу. Его сопровождали еще трое вооруженных до зубов головорезов. Теперь вы видите, как важно не пренебрегать даже мельчайшими предосторожностями. Если бы я оставил оружие на месте, то непременно последовали бы поиски, в результате которых меня бы обнаружили. Патрульные, не увидев следов своего товарища, подумали, что он направился дальше по крыше. Они скрылись в темноте, а я не стал тратить времени понапрасну: увидев, что испанцы повернулись ко мне спиной, немедленно бросился к открытому отверстию люка и спустился по лестнице. Дом оказался совершенно пустым. Миновав прихожую, я распахнул дверь и очутился на улице.
Улочка была узкой и безлюдной, но упиралась в более широкую улицу, освещенную фонарями, под которыми спало немалое количество крестьян и солдат. На улицах кое-где горели костры.
В городе царило ужасное зловоние, настолько сильное, что было непонятно, как люди могут его выдерживать. Неужели за долгие месяцы осады ни у кого не возникло желания вычистить улицы и похоронить мертвых? Множество людей бродили туда-сюда от костра к костру. В толпе я заметил нескольких монахов. Никто не обращал на них особого внимания. Набравшись храбрости, я направился к площади. Один раз мужчина, сидевший у костра, поднялся и остановил меня, дернув за рукав. Он указал на женщину, которая без движения лежала на дороге. Очевидно, он желал, чтобы я напутствовал умирающую перед дальней дорогой в Господни чертоги. На память пришли немногие фразы на латыни, которые я знал.
– Ora pro nobis, [7] – пробормотал я из-под сутаны. – Te Deum laudamus! [8] Ora pro nobis, – я поднял руку и указал вперед.
Мужчина отпустил мой рукав и молча попятился. Я же, торжественно кивнув, поспешил своей дорогой.
Как я и предполагал, широкий бульвар вел к центральной площади, где было полно солдат и костров. Я быстро шагал, не обращая внимания на людей, которые обращались ко мне. Миновав собор, я вышел на узкую улочку, которую мне описал генерал Разу. Поскольку эта часть города находилась вдали от расположения наших точек, здесь не было солдат, а в окнах мерцали одинокие огоньки. Найти нужный дом оказалось довольно просто. Он действительно стоял между винной лавкой и мастерской сапожника. Внутри не было света, а дверь оказалась заперта. Я осторожно нажал на задвижку и почувствовал, как она подалась. Я не знал, кто находится внутри, но решил рискнуть. Толкнув дверь, я вошел в дом.
7
Молись за нас (лат.).
8
«Славим тебя, Господь!» (лат.) – слова католического гимна.
Внутри царила беспросветная тьма. Было темнее, чем на улице, да я еще и прикрыл за собой дверь. Двигаясь на ощупь, я добрался до стола. Остановился и стал размышлять, что делать дальше и как разузнать о судьбе Юбера. Малейшая ошибка будет стоить мне не только жизни, но и приведет к провалу всей миссии. Вероятно, Юбер жил не один. Возможно, он был постояльцем у испанской семьи, и мой визит окажется для него так же трагичен, как для меня. Редко мне приходилось чувствовать себя настолько растерянным и сбитым с толку. Неожиданно случилось нечто, заставившее мою кровь похолодеть.
Раздался шепот, леденящий шепот у самого моего уха:
– Mon Dieu! – В голосе слышалась невыразимая боль и страдание. – Oh, mon Dieu! Mon Dieu! [9]
Последовал протяжный стон, а затем вновь зловещая тишина. Жуткие звуки наполнили мое сердце ужасом, но в то же время вселили надежду: стонущий человек, без сомнения, был французом.
– Кто здесь? – спросил я.
В ответ снова раздался стон.
– Это вы, месье Юбер?
– Да, да, – выдохнул человек настолько тихо, что я едва услышал его. – Воды, воды, ради всего святого, глоток воды.
9
О Боже мой! Боже мой! (франц.)
Я двинулся в направлении звуков, но наткнулся на стену. Раздался очередной стон. Сейчас он слышался прямо над моей головой. Я протянул вверх руки, но ощутил лишь пустоту.
– Где же вы? – воскликнул я.
– Здесь, здесь, – ответил дрожащий голос.
Вытянув руку вдоль стены, я нащупал босую ногу человека. Ступня находилась на уровне моей головы, но, кажется, ни на что не опиралась, а свободно висела в воздухе. Я отпрянул от стены, будучи в высшей степени озадаченным. Вытащив из кармана трут {133} и огниво {134} , я высек огонь. На мгновение мне показалось, что человек парит в воздухе напротив меня. От неожиданности я выронил огниво. Вторично черкнув по кресалу {135} дрожащими пальцами, я зажег не только трут, но и восковую свечу. Увиденное ужаснуло меня. Мужчина был пригвожден к стене, словно ласка к воротам сарая. Длинные гвозди торчали из его рук и ног. Бедняга, похоже, был на последнем издыхании: его голова безвольно упала на грудь, а почерневший язык свисал изо рта. Жажда мучила его не меньше, чем боль от ран. Безжалостные палачи поставили бокал вина на столе перед ним, чтобы усугубить страдания несчастного. Я поднес вино к его губам. У него хватило сил, чтобы сделать глоток. В помутневших глазах загорелась искра сознания.
133
…трут… – Фитиль или высушенный гриб трутник, зажигающийся от искры при высечении огня.
134
…огниво… – Кусок камня или металла для высекания огня из кремня.
135
…по кресалу… – Кресало – то же, что огниво.
– Вы француз? – прошептал он.
– Да. Меня прислали выяснить, что с вами произошло.
– Они поняли, кто я. Они убили меня за это. Но перед тем, как я умру, позвольте рассказать вам все, что я знаю. Пожалуйста, еще немного вина. Побыстрее, мне осталось совсем недолго. Силы покидают меня. Слушайте.
Порох хранится в келье матери-настоятельницы. В стене просверлено отверстие, которое выходит в келью сестры Анжелы, что рядом с часовней. Все было готово еще два дня назад. Но они обнаружили письмо и подвергли меня пыткам.
– О Боже! Вы висите уже два дня?
– Мне показалось, что два года. Товарищ, я верно служил Франции, разве не так? Сослужи мне небольшую службу. Вонзи кинжал в мое сердце, дорогой друг! Умоляю, заклинаю тебя, прекрати мои муки.
Положение несчастного было воистину безнадежным. Самым милосердным способом облегчить его страдания был именно тот, о котором он просил. Тем не менее я не мог хладнокровно вонзить клинок в его тело, хотя прекрасно понимал, что будь я на его месте, то просил бы о том же как о величайшей милости. Внезапная мысль вспыхнула в голове. В кармане у меня находилась субстанция, которая дарует мгновенную, безболезненную смерть. Ампула являлась моей личной защитой от возможных пыток, но эта несчастная душа нуждалась в яде больше меня. Кроме того, Юбер заслужил достойный конец своей верной службой Франции. Я вытащил ампулу из кармана и вылил содержимое в бокал с вином. Я собрался было поднести чашу к губам несчастного, как вдруг за дверью раздался шум и бряцанье оружия. В мгновение ока я затушил свечу и спрятался за оконной шторой. Дверь растворилась. Два смуглых испанца со свирепыми лицами ворвались в дом. Они были в гражданской одежде, но вооружены мушкетами, которые на ремнях свисали с их плеч. Я выглянул сквозь щель в шторе. Меня обуял ужас: а вдруг они пришли по моим следам? Но вскоре стало ясно: негодяи явились, чтобы поглазеть на моего несчастного соотечественника и позлорадствовать.
Один из них держал фонарь. Он осветил лицо умирающего человека. Оба испанца зашлись издевательским хохотом. Глаза человека с фонарем остановились на чаше с вином на столе. Он поднял чашу, поднес к губам несчастного Юбера с дьявольской ухмылкой, а затем, когда страдалец непроизвольно раскрыл рот, убрал руку и осушил чашу одним большим глотком. В эту же секунду испанец издал леденящий душу крик, схватился руками за горло и замертво свалился на пол. Его товарищ уставился на мертвое тело со страхом и изумлением, а затем, обуреваемый суеверным ужасом, завопил и, как сумасшедший, выскочил из дома. Я слышал, как его сапоги стучали по каменной мостовой, пока звуки не затихли вдали.