Подвойский
Шрифт:
Им сразу попалась дешевая комната, да еще со столом. Молодая бойкая хозяйка сыпала, как горохом:
— Буду вас, красавчики, кормить по утрам: хотите кофе с молоком, хотите чего с молоком, хотите сыру, хотите колбасы иль сардинок. На обед буду готовить, что прикажете.
Семинаристы обрадовались и опрометчиво отдали плату за месяц вперед. Но квартира оказалась настоящим клоповником. К тому же хозяйка уже через полторы недели, нисколько не смущаясь, заявила:
— У меня деньги кончились. На рынке все так дорого! Хотите кушать с маслом, обед с «биштексом», то давайте еще деньги.
Но денег, к ее удивлению, два Николая дать не могли — Подвойскому отец выделил всего 30 рублей, Зверев был не богаче.
Николай предложил Звереву организовать «коммуну». Идея понравилась. Сговорились со студентом
33
3 Н. Степанов
Вялые поиски квартиры сначала не давали результатов. Тогда Николай Подвойский как инициатор «коммуны» взялся за подыскание квартиры сам. В доме на углу Ду-ховской улицы он нашел квартиру из семи небольших комнат. Договорились о цене, из последних денег внесли плату и заняли квартиру. Хозяйка под контролем Подвойского докупила недостающую мебель. Николаю пришлось сдерживать ее — она хотела купить каждому по туалетному столику. Но молодым студентам это было не по карману.
«Коммуна» зажила беззаботной и веселой студенческой жизнью. У каждого — по комнате плюс одна общая комната. В ней на столе целый день кипел самовар. Но однажды утром, когда Остроумов, как всегда, крикнул хозяйке: «Пожалуйста, самоварчик!» — вместо обычного «чичас!» они услышали:
— Студенты, углей нет!
— Как?
— Да так, денежки все вышли! И сегодня ни углей, ни провизии я купить не могу.
Начались голодные дни. Студенты кинулись на поиски случайных заработков. К тому же подкатила осень. Дров нет, в комнатах адский холод. «Коммунары» разным мусором по часу разогревали самовар. Скрашивали жизнь лишь студенческие остроты, но и они уже не всегда веселили.
Однажды кто-то из членов «коммуны» привел на квартиру такого же бедствующего студента, который, кажется, нашел выход. Он договорился в одной церкви о том, что за пятнадцать рублей в неделю будет там со своим хором петь службу.
— Дело лишь в том, — сокрушенно сказал он, — что хора у меня нет, и регентом я никогда не был.
Он предложил членам «коммуны» стать его хором. Тут же сделали спевку. Николай сразу понял, что с таким «хором» дело не пойдет. Он пригласил еще двух бывших семинаристов — с ними, по крайней мере, не надо было все разучивать заново. После трех-четырех спевок решили рискнуть, ибо положение с финансами было безвыходным. Всенощную спели отвратительно. Церковный староста заявил «руководителю», что отказывается от услуг такого «хора». Но тот уговорил старосту подождать до завтра, объяснив, что хористы из разных семинарий, поэтому спеться сразу трудно.
Когда пришли на квартиру, Николай сказал:
— Если завтра будем петь так, как сегодня, нас выгонят. Давайте попробуем спеть так, как пел хор у нас, в черниговской семинарии. Я сейчас на скрипке помогу.
Тренировались до глубокой ночи, потом рано утром.
Обедня сошла благополучно. Николай безоговорочно был признан лидером — «регентом». В последующие дни он пригласил в хор двух мальчиков, ввел женские голоса. Пение «по-черниговски» привело священника и старосту в восторг. Через две педели они изъявили желание, чтобы хор постоянно пел в церкви, и удвоили плату. Но у Николая были другие планы.
— Дело в том, что у нас учеба, а хор студенческий, — сдипломатничал он. — Нам трудно в нужное время быть в церкви. Мы подумаем и решим.
Когда хористы собрались в большой комнате на очередную спевку, Николай вынул из кармана полученные от старосты деньги и бросил их на стол.
— Хватит! Вот ваш заработок! Мне от этих «легких» денег руки вымыть хочется... Розжылась голота коло болота! — в сердцах добавил он. — Я в церковь больше не пойду. Лучше на пристань или на станцию.
Хористы молчали. Николай открыто высказал то, что смущало и их.
— Мы же студенты! Неужели мы все пять лет будем жить на эти деньги? — спросил он.
Хористы согласились, что это невозможно.
— Коля! Отнеси их хозяйке, — попросил Подвойский.
Зверев подчеркнуто осторожно, двумя пальцами взял деньги и, брезгливо отставив руку, отнес их на хозяйскую половину.
— Жалко бросать, так хорошо петь стали, — сказал кто-то.
— А зачем бросать? — воскликнул Николай. — Наоборот... Можно набрать настоящий хор. Место для спевок
И он рассказал товарищам о том, что задумал создать в лицее большой студенческий хор. Для прикрытия включить в его репертуар украинские и русские народные песни, но основные усилия сосредоточить на разучивании и исполнении революционных, рабочих песен. Помня опыт черниговских демонстраций, Подвойский решил сделать хор пропагандистом идей революции и борьбы.
Усилиями Николая и его друзей-«коммунаров» такой хор был создан. Назвали его «Хор малороссийских студентов». Николай с присущей ему энергией проводил одну спевку за другой, упорно добиваясь нужного звучания песен. Хор стал приобретать популярность. Спевки почти всегда проводились в присутствии лицеистов, приходивших послушать музыку и пение. Чаще других в зале сидел смуглый, с иссиня-черными волосами и цыганскими глазами лицеист Михаил Кедров. Он отлично разбирался в музыке. Ему нравилось пение студенческого хора, он видел, как быстро росла его исполнительская культура. Но больше всего Михаила Кедрова интересовали репертуар хора и личность его руководителя. Дело в том, что в лицее в это время работал подпольный социал-демократический кружок, направляемый членами Ярославской группы «Северного рабочего союза». «Союз» объединял марксистские группы Владимирской, Ярославской и Костромской губерний. Он занимал твердую искровскую позицию и упорно работал в пролетарской гуще. Ярославские марксисты О. А. Варенцова, А. М. Сто-пани и другие заботились и о работе среди молодежи. Проявлением этой заботы было, в частности, создание в лицее социал-демократического кружка. Его возглавлял Михаил Кедров, а другой руководитель, А. П. Доливо-Добровольский, был арестован. ...Вот и сегодня Кедров сидел в зале с одним из кружковцев и с наслаждением слушал пение хора. После исполнения «Марсельезы» в вале раздались аплодисменты. Было, правда, не совсем ясно, чему аплодировали: качеству исполнения, самой «Марсельезе» или дерзости исполнителей. Николай Подвойский повернулся к залу. Лицейская тужурка безупречно облегала его атлетическую фигуру. Он тряхнул русой шевелюрой и картинно отвесил поклон. В его прищуренных глазах было столько уверенности и лукавства и весь он был так хорош, что зал снова зааплодировал — теперь ему.
— Михаил, что это за Добрыня Никитич у нас появился? — спросил кружковец у Кедрова.
— Первокурсник Николай Подвойский. Я уже с ним познакомился. Из черниговских семинаристов. Начитан, независим — палец в рот не клади. Правда, не раскрывается, но чувствую, что надо с ним встретиться и поговорить.
Такая встреча состоялась. Николай сразу согласился стать членом лицейского социал-демократического кружка, хотя иллюзий в отношении его не питал. Он знал, что кружок — не академия, не университет для изучения резв
волюционной теории. В нем можно лишь сверить результаты самостоятельной учебы, обменяться мнениями. Но ему было интересно, как занимается кружок в высшем учебном заведении, он хотел примериться: годится ли он сам для работы со студентами. Однако главной причиной его безоговорочного согласия было то, что он рассчитывал через этот кружок кратчайшим путем, не теряя времени, выйти на ярославских социал-демократов.
...На очередное занятие кружка, которое проводилось в выпрошенной под каким-то благовидным предлогом аудитории, Николай пришел чуть пораньше и скромно сел в углу. Быстро собрались лицеисты — живые, задиристые, шумные. Михаил Кедров представил его. Особого интереса он не вызвал — новичок, да еще первокурсник! После недлинного и не очень вразумительного реферата сразу разгорелся спор. Замелькали, замельтешили «декларации» народников, «легальных марксистов», «экономистов». Николай невольно сравнивал уровень лицеистов с черниговскими семинаристами и учащимися, занимавшимися в его кружке. Такие же горячие, но в теории чувствуют себя свободнее — сыплют терминами и цитатами. Михаил Кедров одобрительно улыбался, лишь иногда осаживал спорщиков, чтобы не мешали друг другу. Николай для пробы подбросил в костер дискуссии несколько «полешек». Стали путаться. Он понял, что в смысле углубления знаний кружок ему мало что даст. Чтобы это понял и Михаил Кедров, Николай включился в спор, толково разъяснил ошибки некоторых лицеистов, да еще и по памяти сослался на «Капитал» Маркса и первый номер «Искры».